style="font-size:15px;"> От постели нам веет грустью,
От постели же – счастьем веет…
«Ну вот, – мысленно заметил Аугусто, – Эухения, учительница музыки, перебила мне отличное начало лирической трансцендентальной поэмы. Оно прервано на полуслове. Прервано? Да, в событиях, в превратностях судьбы человек ищет не что иное, как пищу для собственных грусти и радости. Один и тот же случай, в зависимости от внутренней склонности, печален и радостен. А Эухения? Надо ей написать. Но не отсюда, а из дома. Или пойти в казино? Нет, домой, домой. Такое лучше из дома, где очаг… Очаг? Нет у меня никакого очага. Очаг, очаг… Больше похоже на пепелище! Ах, моя Эухения!»
И Аугусто вернулся домой.
II
Едва слуга открыл ему дверь…
Аугусто был богат и одинок – его мать умерла в преклонном возрасте всего за полгода до описываемых событий. Жил он со слугой и кухаркой, давними обитателями этого дома, чьи родители также когда-то служили семье Пересов. Слуга и кухарка были женаты, но бездетны.
Едва слуга открыл ему дверь, Аугусто спросил, не приходил ли кто в его отсутствие.
– Нет, хозяин.
Их диалог был чисто ритуальным: гости к Аугусто практически не наведывались.
Он прошел к себе в кабинет, взял конверт и надписал его: «Сеньорине донье Эухении Доминго дель Арко. В собственные руки». Затем поставил локти на стол, подпер голову руками и, склонившись над чистым листом бумаги, закрыл глаза. Так он тщился вспомнить облик Эухении, но, поскольку он не успел толком ее рассмотреть, пришлось дать волю фантазии. Трудолюбивое воображение нарисовало ему размытую, окутанную грезами фигуру.
И Аугусто уснул. Уснул, потому что ночь накануне провел без сна.
– Молодой господин!
– А? – воскликнул он, очнувшись.
– Уже подали завтрак.
Голос слуги разбудил – его самого или его аппетит? Психологические загадки! Так думал Аугусто по дороге в столовую: ох уж эта психология!
Он с наслаждением съел свой обычный завтрак: омлет из двух яиц, бифштекс с картошкой и сыром грюер. Запил все это кофе и устроился в кресле-качалке. Закурил сигару, поднес ее к губам и, мысленно воскликнув «О, моя Эухения!», задумался о девушке.
– Моя Эухения, да, моя, – размышлял он вслух, – это та, которую я воссоздаю наедине с собой, а не та, другая, из плоти и крови. Не та, которая у меня на глазах промчалась мимо моей двери, как случайное видение, не та, о которой я расспрашивал привратницу. Случайное видение? А бывают неслучайные? В чем заключается логика видений? По той же логике возникают фигуры в дыму сигары. Случай! Случай – внутренний ритм мира, случай – душа поэзии. О моя случайная Эухения! Сама жизнь, скромная, монотонная, неброская, есть пиндарическая ода, сотканная из тысяч повседневных мелочей. Повседневность! Хлеб наш насущный даждь нам днесь! Дай мне, Господи, тысячу пустяков на каждый день. Мы, люди, не подвержены ни великим страданиям, ни великим радостям,
