той книги – биография, рост души от запечатления в памяти опыта встреч до самоотчуждения в сотворении образов других. Подзаголовок «Короткие истории о жизни в Иркутске» справедлив отчасти: здесь есть и истории, и эскизные эпизоды, и рассказы о судьбе то ли alter ego Верочки, то ли некоей самопроекции в виде фантома мечтательной души Пети Баловни. Очень органична в тексте поэтика для фантасмагорий о духе Чехова, не покидающего пространства города.
Сразу следует сказать, что избранная манера утонченно-простодушного сказа – «А я страсть как любила, чтобы мой портрет рисовали. Обрадовалась, села на табуретку, глаза закрыла, стала медленно из себя все лучшее доставать – чтобы портрет похожим был» – вызывает симпатию к рассказчику и его героям. Все персонажи книги Жанны Сизовой, избранные по принципу душевного родства или участия в небольшом, но судьбоносном событии в жизни повествовательницы, представляют собой акварельные портреты, созданные с помощью органичного материала – мягкого и теплого слова. Среди них нет негативных личностей, а самый страшный монстр оказывается заложником болезненного противоречия – чуткой души и мессианского темперамента. Известные всему Иркутску личности представлены знаково: как легенды памяти (поэт Ростислав Филиппов), или как странное сочетание облика и света (Александр Муравьев). Все симпатии автора – на стороне местных юродивых, чудаков и подвижников. Описанные лаконично, через поступок и слово, они настолько живы, что можно узнать, наконец, как звали по имени-отчеству – Валентин Моисеевич – того благодетеля, который объективно виделся как книжный спекулянт и гном, знающий пути к тайным сокровищам. Это еще одно подтверждение того, что дар доверия к людям оказывается более действенным, чем дар рентгеновского прозрения насквозь. И более плодотворным, потому что теперь эти люди – одержимые книжники, неизвестные актрисы и самобытные художники, продолжили свое существование не только в благодарной памяти, но и в живом слове, сами того не подозревая. Важно отметить, что воздушность представления характеров не вступает в диссонанс с жесткими реалиями исторической атмосферы. Так создается сюрреалистическая картинка быта, сопротивляющегося распаду исторического бытия.
Тема повествования книги – судьба одаренной тонкой душой и талантом юной женственности, чья драма не в контрасте с миром, а в конфликте с самой собой, потому что помимо указанных даров есть еще один, отягчающий существование, – очень трезвый и проницательный самоанализ. Отзывчивая душа не растворяется в объекте своих симпатий, она наблюдательна и наделена интеллектуальным инстинктом самосохранения. Жизненная установка героиней «Коротких историй…» осознана рано – в детстве, прошедшем на границе заповедника и безобразной реальности. В отличие от обитателей интерната для глухих и слепых детей, девочка Жанна «могла слышать и умела говорить… «Но превосходство это привило мне ощущение жалости не только к другим людям, но и к миру вообще – к миру, в котором живут люди, не могущие этот мир слышать и говорить в нем…». Так чуткость и автономность стали жизненным выбором: «этот принцип непринадлежности ни к одной социальной группе привился во мне, и, как заведенный механизм, не дает сбоя…» Таков закон выживания хрупкого и сострадательного, помноженного на волю к поиску своего «я» и самостоянию.
Вместо предисловия
Замысел этой книги не вынашивался годами. Напротив, она возникла внезапно, спонтанно, через двадцать лет после описываемых в ней событий благодаря тишине и отдаленности от времени и пространства, о которых здесь говорится. Я оказалась в другой стране, говорящей на чужом языке, и была закрыта от внешнего мира воздушной подушкой отстраненности и оглушительной тишиной. В этой тишине и отдаленности внезапно в моем сознании проявились события и эпизоды, которые в течение многих лет забывались, осознанно помещались в самые недоступные и неизвлекаемые отделы памяти. Опечатанные рефлексией стыда, они хранились в памяти до того момента, как сама тишина не раскодировала, не обналичила, не вытолкнула их на поверхность.
Написанные в этой книге небольшие тексты вряд ли можно отнести к мемуарам как объективному описанию событий, которые разворачивались несколько десятилетий назад. Это фрагменты автобиографии, однако факты этой автобиографии не следует воспринимать буквально. Герои книги жили или сейчас живут в сибирском городе Иркутске, с ними мне приходилось быть рядом в эпоху конца восьмидесятых – начала девяностых годов. Все описываемые события правильнее было бы рассматривать как субъективные зарисовки, наброски, этюды, которые сохранились благодаря их детальным проявлениям. Я сердечно благодарю всех героев моей книги за то, что они так или иначе оказались рядом со мной в один из периодов моей жизни. Особенную признательность мне хотелось бы выразить Елене Сапожниковой, Екатерине Санжиевой, Ирине Плехановой и Наталье Граве за помощь в предоставлении фотографий, за уточнение деталей текста и внимательное к нему отношение.
Проблема прошлого как нечто, что имело место быть и ушло, фактически
