табаком питерских кухнях с их длинными разговорами, ни в самых темных подвалах, ни на самых светлых чердаках, ни в одной стране, ни в другой. Слово это не появлялось, потому что по сути не обладало никаким смыслом. Не обладало никаким смыслом, наверное, оттого что более я никогда не переступала порога старинных особняков, пристанища литературных надежд, предназначенных для определения места в вечности. Места, в котором можно было бы забросить якорь и переждать штиль.
После окончания Иркутского университета я поступила на службу в Восточно-Сибирское книжное издательство. Позвонила, спросила, пришла, и меня взяли работать. Никто не верил, что пришла я так, с бухты-барахты. Думали, по высокой рекомендации, по звонку сверху.
В первый же день посадили меня в комнату для корректоров, рукопись вычитывать дали. Сижу я в комнате этой, оглядываюсь. Вокруг стены темные, шторы темные, за пыльным окошком трамваи стучат. И такая тоска на меня наползать стала, отчаяние смертельное. «Ну, – думаю, – влипла я, как муха в паутину по доброй воле». Пришла домой и расплакалась.
А в издательстве в то время перемены шли. Новое начальство учредило жесткую дисциплину соблюдать. В девять утра все должны на рабочем месте быть, иначе – каюк. Секретарше был дан указ обегать все редакторские комнаты и в список заносить, кто на рабочем месте сидит, а кто опоздал.
После тюремного обхода в издательстве восстанавливалась привычная жизнь. Кто чай пьет, кто кофточки вяжет, кто за жизнь говорит. Помню, я даже песню спела, романс. Такой ход событий разворачивался во всех госучреждениях России конца восьмидесятых – начала девяностых годов. Так всегда было.
Но и за рукописями тоже сидели, книжки к печати готовили. На этих рукописях и чай пили, если ими стол был завален. Ходила поговорка, что на рукописи можно ставить все, что хочешь, только селедку соленую класть нельзя. Есть соленую селедку на рукописях считалось особым цинизмом.
Авторы любили к редакторам захаживать. Принесут с собой шоколадку, чая в бумажном кулечке, вырезки газетные, и нога на ногу, давай о литературе рассуждать, а попутно свой труд «по воздусям» невидимо передвигать от редакторского стола поближе к готовой продукции. Так всегда было.
Особые дни в издательстве были, когда книжку из типографии привозили, весь тираж. А тиражи были по тридцать тысяч. И вот приходит грузовик, останавливается возле центрального входа, двери кирпичами подпираются, и все начинается. Высыпают из коридоров барышни – редакторы, корректоры в прическах, – и – цок-цок – на каблуках становятся в длинную цепочку. Человек на грузовике начинает кидать книжные пачки вниз, и так – из рук в руки – по этой длинной цепочке книги достигают своего хранилища. Часа через два-три такой работы руки чернеют, плечи ломать начинает. Ну а уж следующий день точно определен страданиями. Так всегда в издательстве было.
Пришел
