Я сказал поэту Михаилу Окуню:
– У Ильи Фонякова есть такая фраза: «Тарту дорог как город утрат».
Миша говорит:
– Блестяще!
Я говорю:
– Это палиндром. Справа налево читается так же.
Миша ответил:
– Ну, это легко придумать.
Что ж, палиндром Фонякова помню, а вот сам факт такого разговора стёрся из памяти. Но раз Костя утверждает… А другая байка оказалась совсем родной:
47. БЕЛЛА АХМАДУЛИНА
6 июня 1999 года великая русская поэтесса, Мандельштам в юбке, Белла Ахатовна Ахмадулина вышла из метро «Канал Грибоедова» и вместе со своим мужем Мессерером двинулась к Малому залу филармонии им. Глинки, где должна была проходить церемония вручения литературных премий «Северная Пальмира». Ахмадулина была в белом платьице и белой же шляпке с вуалью.
Какая-то старуха на Невском с корзиной ландышей крикнула им:
– Счастья вам, счастья!
На что Ахмадулина ответила:
– Но если это свадьба, то я жениху не завидую.
Эту историю Мелихану рассказал я. Так уж получилось, что шел вплотную за «звездной парой», и Белла Ахатовна, обернувшись, обратила свою реплику ко мне. Против истины Костя, однако, несколько погрешил: ну, не могла Ахмадулина ехать на метро, – вышли мы из автобуса для участников мероприятия под названием «Всемирный конгресс поэтов», проводившегося в юбилейный пушкинский год. Да и направлялись не в филармонию на вручение, а по более прозаическому делу в другое место: на обед в ресторан «Невский», что на углу Невского и Марата.
Но дело, конечно, не в этом. Публикация в «Неве» подвигла меня собрать свои байки о писателях (впрочем, не только о них), распылённые по разным изданиям и черновым тетрадям, добавив к ним засевшие в памяти, в один «короб». Его содержимое и предлагаю вниманию читателей.
Уже хорошо!
1990 год. Был в Москве в гостях у писателя Славы Пьецуха. Показал только что вышедшую поэтическую книжку – хоть и под одной обложкой с четырьмя другими авторами («братская могила»), хоть и название без моего ведома изменили… Мама Славы начала читать с аннотации: «Родился в Ленинграде…» Взглянула на меня и с чувством сказала: «Уже хорошо!»
Десять «дринков»
Слава Пьецух выехал за границу, кажется, в Марсель – с издателем договор заключать. В первое же утро в гостинице пошел опохмеляться, заказал водку «Stolichnaya». Девушка за стойкой налила ему, как принято на Западе, один «дринк» (двадцать грамм). Слава удивился и попросил добавить. Она добавила еще один «дринк». Слава огорчился и сказал: «Нет уж, сестра, ты налей мне, как положено!» Девушка русский язык навряд ли знала, но Славу поняла. Он выпил свои законные двести граммов и бодро начал трудовой день.
Если учесть, что Хемингуэй считался очень крепким пьяницей, так как мог за вечер выпить в баре аж восемь «дринков» и не валился с ног, то что тут можно добавить?
Галстук
Из-за границы Слава Пьецух привез два примерно одинаковых галстука, но один стоил раз в пять дороже другого. «В чем тут дело?» – полюбопытствовал я. Слава со знанием дела объяснил: «Видишь эту бирку? – она указывает на то, что вещь очень модная». Действительно, к одному из галстуков впереди на видном месте была пришпандорена какая-то лейбла, которая будто сама напрашивалась, чтобы ее спороли. Позже, подвыпив, Слава признался: «Чуть прямо в магазине ее не срезал – спасибо, продавец остановил».
Серый костюм
Встретились со Славой Пьецухом в вестибюле ЦДЛ. Слава был в двубортном сером с отливом костюме. Внезапно в дверях появилась девушка с бледным лицом и широко раскрытыми черными глазами. Слава спрятался за меня. Когда девушка прошла, я с понимающим видом ухмыльнулся. Слава заметил это и сказал: «Нет, тут всё сложнее. Она когда видит меня в этом костюме, сразу в обморок падает. От восторга».
Раки
Слава приехал в Петербург, остановился на квартире знакомых у Кузнечного рынка. Вместе со мной в гости туда напросился молодой поэт Леша Ахматов – познакомиться со столичной знаменитостью.
Закуски оказалось совсем мало, и Ахматов вызвался сбегать в магазин. Вместо ординарной «Докторской» притащил с Кузнечного целлофановый пакет, полный живых раков. Славе это очень понравилось – любил он неординарные поступки. Видимо, это генное – известно, что отец его выстроил в Подмосковье дом из бутылок (пустых, разумеется).
Когда подвыпили, Ахматов принялся читать
