надо, нечего! Ну, чего на пороге-то стоим?
– Так нет его. Опять с дружками пьет, видно.
– А он мне и не нужен. Мне ты нужна, Вера.
– Я?.. – улыбнулась все-таки чернобровая. – Зачем же я-то?
– Узнаешь. – Семен Митрофанович отстранил ее, вытер ноги, повесил у входа фуражку. – Ну, хозяин в комнатах встречает, хозяйка кухней хвастает. Так куда же пойдем, Вера?
– Нечем мне хвастать, Семен Митрофанович.
И все же в кухню провела. Сели там на табуретки – друг против друга. Уставился Ковалев в ее налитое, без намека на морщиночку лицо, опять заулыбался. А она отвернулась.
– Смеетесь всё?
– Зеркало тебе показать?
– Зачем мне зеркало?
– Нет, все-таки где оно у тебя? – Младший лейтенант встал, и хозяйка хотела было следом подняться, но он удержал. – Сам принесу. В комнате?
– В комнате. А зачем, Семен Митрофанович?
Семен Митрофанович, не отвечая более, прошел в комнату: бедная комнатка была, пропитая. Кровать детская, диван продавленный, стол, стулья да шкафчик с полкой. На полке стояло зеркало, но Семен Митрофанович вдруг потерял к нему интерес, потому что в углу играл худенький мальчонка лет пяти: складывал что-то из чурок и кубиков. Увидев младшего лейтенанта, он неуверенно заулыбался, захлопал большими, как у матери, ресницами.
– Привет, Вова! – сказал Ковалев и с трудом присел на корточки возле ребенка. – Дом строишь?
– Дом… – шепотом согласился Вова, хотя строил совсем не дом, а Кремль.
«Запуган… – подумал Семен Митрофанович. – Ай запуган парнишка, запуган!..»
И вдруг остро пожалел, что за делами, за хлопотами сегодняшнего самого последнего дня напрочь позабыл об этом запуганном, тихом ребенке и не принес ему ни вафли, ни конфетки.
– Дом, – повторил. – А с кем же ты жить там будешь?
– С мамой, – тихо ответил мальчик.
В забитости его было что-то болезненное, почти ненормальное. И Семен Митрофанович сразу вспомнил своих сорванцов: шумных, горластых, веселых…
– А с папой?
Вова молчал, еще ниже опустив голову.
– С папой будешь в этом доме жить?
– И с папой… – послушно ответил ребенок, но ответил еле слышно и без интонаций.
– Да, – вздохнул Семен Митрофанович, тяжело поднимаясь. – Ты побольше дом строй, Вова. Попросторнее…
Он еще раз тоскливо оглядел полупропитую эту комнату, в которой из каждой прорехи выглядывала самая неприкрытая бедность, снял с полки зеркало и, озлобившись вдруг, большими шагами вышел на кухню.
Вера Кукушкина сидела между кухонным столиком и газовой плитой – на обычном хозяйском месте, но он сразу почувствовал, что место это не ее и что у нее здесь вообще нет своего места. Она улыбнулась Семену Митрофановичу той же тихой, испуганной улыбкой, какой только что ему улыбался ее сынишка, но Семен Митрофанович еще туже сдвинул сердитые брови,
