областью, которую трудно контролировать. Нано разбавлена как водянистый сок, сегодня она есть везде, именно так, как я и предполагал. Наночастицы используются в медицине для компоновки лекарств, промышленность использует нано в своих исследованиях материалов, а не так давно я увидел по телевизору археологов, которые наносили наноклей на какие-то полностью разрушенные римские фрески под Флоренцией. Клей вступил в реакцию с остатками невидимых цветных фрагментов и вернул известняку его первоначальный цвет. За какие-то считаные дни была воссоздана вся роспись на потолке – в первозданном виде, с точно такими же цветовыми пигментами, как на первоначальной росписи двухтысячной давности. Нано просто-напросто тот уровень, где мы неожиданно можем сами начать создавать и строить действительность. Мы только в начале. Наши возможности ограничивает лишь фантазия. Фантазия – и кошмары.
Лобов с серьезным видом отхлебывает дымящийся липовый чай, откусывает напоминающее амброзию печенье и морщит нос. Затем что-то бормочет, встает и достает бутылку водки, подаренную родственниками. Я никак не могу отказаться от его предложения.
– На наноуровне все по-другому. Например, золото. Оно синее. Вы это знали?
Лобов слегка сияет. Мы чокаемся. Я замечаю, что у него есть только один стакан, который он дал мне. Сам он пьет спирт из оловянной кружки. И до меня начинает доходить, почему он так разговорился. Дело не в Нобелевской премии, а в интервью. Он подтверждает: да, гости бывают у него нечасто.
Но когда я задаю вопросы о деньгах, которые он получит, о славе и известности, о поездке на все Нобелевские торжества в Стокгольм, он только качает головой и слегка улыбается, как маленький Будда. Тогда частная жизнь. У него есть семья? И тут разговор заходит в тупик. В его взгляде сквозят злость и меланхолия, и я думаю: вот он какой. Весь в себе. Самая большая научная тайна в мире. Под конец я спрашиваю его мнение об этом эпитете.
– Ерунда. Самая большая тайна в мире не я, а сама жизнь.
– Тогда что такое жизнь? – спрашиваю я, и мне сразу же становится неловко.
– Очень хороший вопрос, потому что наивный. Несмотря на все тысячелетние исследования и размышления, нет точного научного определения слова жизнь. Наука в состоянии только перечислить качества, присущие жизни. Жизнь, например, может быть химической системой, отделенной от окружающего мира кожей, оболочкой или стенками клеток. Или, например, жизнь может сохранять энергию с помощью обмена веществ. Жизнь может размножаться, приспосабливаться и так далее. Но никакого точного определения. И знаете почему?
Я качаю головой. Лобов, не спрашивая, подливает мне в стопку, и я беру еще одно мягкое печенье.
– Потому что слово жизнь – капитальная ошибка, это неудачное слово, ненаучное слово. Оно ничего не имеет общего с природой. Мы, люди, придумали жизнь, чтобы описать природу.
Я прошу его пояснить эту мысль.
– Посмотрите
