мои собратья придут за тобой, узнав, что я не выхожу на связь. Ты обречён. Если ты выпустишь меня, я смогу замолвить за тебя словечко.
– Это всё? Думаю, это не стоит и минуты твоего покоя.
– Стой! – я расслышал в его голосе нотки истерики. Казалось, я воочию видел, как его швыряет от уверенности к безумному отчаянию. – Мои братья… в городе.
– Где? Конкретней?
– Почти в каждом из благородных домов. В этом полисе, в других, всюду есть наша власть.
– И каждый из них безымянный? Точно такой же, как ты?
Он кивнул, мол не было сил отвечать мне вслух. Да уж, Титаны всегда славились тем, что создают себе не собратьев, а функции. На моей памяти имени удостоилась лишь парочка его сородичей, все остальные пали. Кто от героев, кто от своих же создателей. От функций избавляются почти сразу же, как только они становятся бесполезны. Но всякий раз каждый новорождённый титан считает, что вот он-то как раз особенный и сможет пробиться наверх. Этот не был исключением.
– Назови имена. Не ваши, людские.
Он покачал головой, но в тот же миг понял свою ошибку, закричал.
– Я не знаю людских имён! Мы разрознены, не общаемся друг с дружкой!
– Ты только что обещал, что они найдут меня, едва ты пропадешь, – хмыкнул. Его ложь было легко раскусить даже не будучи Гермесом.
– Мы разобщены. Каждый младший титан борется за своё место и будущее имя по отдельности.
– Допустим, – я неохотно принял ответ пленника, вселяя в него робкую надежду. – Что вы тут делаете? Ждёте, когда старшие собратья примут в свои ряды?
– О, Бог, ты даже не представляешь…. раньше можно было спалить пару-тройку ваших храмов, и стать чем-то большим, – ну, тут он немало приврал. Каждый титан, удостоившийся хоть какого-то имени и места в Тартаре, прославился куда более обширным списком «подвигов». – Сейчас нам требуется совершить нечто, что заметят наверху. Победить Бога, притащить его на четвереньках, словно побитого пса и швырнуть им под ноги. Иногда нам дают поиграть с тем, что остаётся от твоих сородичей.
Ничуть не сомневался, что эта тварь принимала в этих «забавах» непосредственное участие. Но разговор сейчас не об этом, нельзя давать ему отвлечь себя и расшатать божественное хладнокровие. Я взглянул на Эолу, будто спрашивая – ну, что я говорил? А ты ещё жалеть его вздумала. Теперь она понимала свою ошибку, обиженно отвернулась к стене.
– Кардионисий приволок твоего брата пьянчужку. Он сопротивлялся, как тысяча и один сатир, и все равно пал. Моя старшая сестра сделала из него своего послушного питомца.
– И зачем им это?
– Ты думаешь, я знаю всё на свете? – Он рассмеялся, покачав крохотной головой. – Мои старшие собратья любят, когда на одного из вас становится меньше. Тех, кого они получают живьём – оставляют на будущее.
