сборщиков налогов или кровавых указов своих великих князей…
В Айхоне еще не умерли старые боги. Тогда впервые Мерим и посетовал, задумчиво глядя на светлеющее окно: "Ехать бы тебе, Енька, куда-нибудь далеко-далеко… И стать воином. А может, даже оруженосцем, кто знает? Не будет судьбы в твоей Городее…"
Столичный книжник затронул кровоточащую рану. Рыцари. Предмет истовых мечтаний мальчишки. Рыцари – боевые маги, виртуозно владеющие мечом. Один воин способен справиться с сотней врагов – их боятся до дрожи в коленях, их уважают и почитают…
Рыцари королевы. Ему никогда не стать перлом света – рыцарем мог стать только отпрыск благородного рода. Свершивший немало подвигов, рукой и честью прославивший имя. В ранг вводили не менее трех чинов ордена, с благословения королевы – таинство, непостижимое непосвященным…
Оруженосцами чаще тоже становились дворяне, но это уже удел попроще – бывали случаи… Кто знает, в какую сторону повернется лик богов?
"Я уйду, дядя Мерим, – вдруг пообещал Енька, тоже задумчиво глядя в окно. – Вы еще услышите обо мне." "Забудь! – испуганно встрепенулся дорн-книжник, – не слушай дурака, что надумал?! Сгинешь, пропадешь! Обратят в рабы или крепостные!" "Я все равно уйду…" – упрямо про себя прошептал мальчишка…
Он бы даже в кошмарном сне не предположил, что на самом деле ждало его впереди.
Енька ушел. Упрямство было в крови. Напросился в обоз из земель великого Трибрата, айхонского князя, направлявшийся в Неврозз, столицу западного Приведровья, – за еду и место в повозке. Ведра – мать степей и лугов – катила свои воды с запада на восток и славилась семгой, форелью и огромными пресноводными крабами. Он чистил лошадей, таскал в корыта овес и воду, а вечером треножил четвероногих друзей и выдраивал черные, обугленные от кострищ казаны…
Берега населяли рыжие гуры. Строили свои рыбацкие поселки, пасли скот и бороздили воды великой реки на утлых суденышках, день и ночь забрасывая сети. Хитрые гурские торговцы могли ободрать как липку, но зато – известные на все Семимирье копченый лосось, бочки с солеными крабами и сапожных дел мастера. Ведрские буйволовые сапоги ценились всеми охотниками и землепашцами королевства.
Когда ударили первые морозы, Енька подхватил болтанку, местную заразную болезнь. Тело покрылось красноватой синевой, голова закружилась, словно в лодке на беспокойной воде… Тут бы и закончились дни глупого маловозрастного юнца, но обессиленного мальчика подобрал один из угрюмых гуров-земледельцев. Сердобольная жена выходила, и зиму Енька провел на ферме в степи, слушая завывания ветра за окном и перестилая сено у коз. Пока его не приметил местный барин, лениво поинтересовавшись у хозяев: "Чей найденыш? Не из беглых? Почему нет в земельных списках на налог? Отдашь в крепостные, я заплачу…"
Зубы болели от стиснутых челюстей. Усталость и малодушие сотни раз готовы были захватить
