с этим как можно быстрей.
Глава 5
Очертания ее тела просматривались под покрывалом – абсолютно неподвижным. Его не колыхало даже слабое дыхание. Обычно мать даже в худшие дни укладывала волосы и делала вечерний макияж, поэтому ее темные пряди, хаотично разметавшиеся поверх одеяла, повергли меня в ужас. Страшась обнаружить ее похолодевшей и застывшей, я метнулась вперед.
– Мама! – вскричала я.
И принялась ее трясти, а ноги онемели.
Мать забурчала, отпихнула мои руки и – с затуманенными глазами – медленно уселась на кровати.
– Что такое, Хизер? Что случилось?
Я моментально испытала облегчение. Еще через миг ногам вернулась чувствительность, горячая кровь прилила к лицу, глухо застучала в ушах. Я постаралась сохранить тон спокойным. Если бы мать сейчас, уже пробудившись, расслышала в моем голосе хоть малейшую дрожь, она бы меня выбранила.
– Ничего, мама. Прости… – Я быстро соображала, как выкрутиться. – Я просто хотела тебе сказать, что мы с Джуни вернулись с репетиции.
Мать откинула с лица спутанные волосы, потянулась за пачкой сигарет на прикроватной тумбочке. Огонек вспыхнувшей зажигалки в затененной комнате очертил ее заострившийся подбородок. Как и всегда, при взгляде на лицо матери меня переполнила гордость. Ее чрезмерная худоба, ее кости, проступавшие под истончившейся бледной кожей – все это было неважно. Для меня важным было другое: ее глаза – они были огромные, сине-фиолетовые; ее нос – мягкая пирамидка; ее губы – пышные подушечки.
Красота моей матери была изысканной, утонченной.
И если бы не черные волосы, они с рыжеволосой Джуни могли сойти за двойняшек.
А я… я относилась к другому подвиду. Нескладная барабанщица. Девушка-уродина: слишком высокая, с костлявыми коленками и локтями и стрижкой «длинным клином» в стиле Дороти Хэмилл, давно вышедшей из моды, зато прикрывавшей мое обожженное ухо. Но, глядя на маму, я забывала про себя. Настолько красивой она была! Мне отчаянно захотелось раздвинуть шторы, впустить в спальню лучи вечернего солнца и позволить им упасть на мамино лицо, чтобы я могла полюбоваться ею.
Но у меня хватило ума этого не сделать.
– Как все прошло? – поинтересовалась мама.
Мне потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить, о чем мы говорили.
– Мы хорошо порепетировали, – ответила я, разгладив наморщенный лоб. – Правда, хорошо. А в эти пятницу и субботу мы будем играть на окружной ярмарке. Это наше первое настоящее выступление на публике.
Я не собиралась сообщать матери о выступлении. Иногда она прекрасно воспринимала такой объем информации. Но бывало и по-другому. «Как она отреагирует сейчас?» – пронеслось в мыслях. Я видела, как мать напряженно обмозговывает мою новость. Ее лицо сначала замерло, потом на нем отобразилась усталость. В ожидании ответа, созревавшего в ее голове, по затылку у меня пробежал холодок.
Но вот, наконец, к счастью, правильные
