ахтаюсь, пытаясь сесть, но ватное тело не слушается.
Мужчина теряет терпение. В два шага преодолев расстояние между нами, хватает меня за руку и рывком ставит на ноги.
– Пошла! – бесцеремонно толкает в спину.
– Что…Что происходит? Где я? И где Закир? – еле ворочаю распухшим языком.
– Ведёшь себя хорошо, остаёшься живой, – с сильным акцентом инструктирует на английском араб, одетый в сапоги, шаровары и традиционный кафтан.
Незнакомец тащит меня по лабиринту узких коридоров, по крутой лестнице со ступенями из неотёсанных камней. Я пребываю в каком-то трансе. Неуверенно переставляю ноги. Меня пошатывает, как пьяную.
В большой комнате нас встречает женщина, одетая во всё черное. Здоровяк что-то быстро говорит ей на местном диалекте. Она молча кивает.
Мужчина перерезает проволоку и освобождает мне руки.
– Дёрнешься, порежу лицо, – для убедительности прикладывает холодное лезвие ножа к моей щеке.
Наверное, я должна испугаться. Однако угроза не вызывает ровным счётом никаких эмоций. Ощущение, будто наблюдаю за собой со стороны. Прямо как во сне.
Женщина заводит меня за ширму. Раздевает и подталкивает к чану с водой. Показывает жестом, чтобы я залезла в него.
У меня нет сил на возмущение, не то, что на сопротивление. Я как растение. Безвольная и на всё согласная. Только пить очень хочется.
– Дайте воды, – произношу пересохшими губами.
Женщина средних лет, не обращая внимания на мои слова, трёт меня мочалкой с мылом.
– Воды, пожалуйста, – повторяю просьбу.
Арабка громко обращается к мужчине, оставшемуся в другой части комнаты.
– Чего тебе? – здоровяк бесцеремонно заглядывает за ширму.
– Я очень хочу пить. Дайте воды, пожалуйста, – инстинктивно прикрываю голую грудь руками.
Через минуту женщина подаёт кружку с водой. Залпом осушив её, прошу ещё.
Дальше арабка моет меня, удаляет растительность с интимных мест, натирает маслом с запахом розы. Движения женщины резкие, даже грубые. Она обращается со мной, как с куклой. А я всё жду, что проснусь. Какой-то бесконечный сон.
Постепенно в голове проясняется. Последнее, что помню, мы ехали с гидом на машине в пустыню. А потом провал. Пустота.
«Боже… Меня похитили!» – жуткая мысль вспышкой озаряет мозг. Сердце начинает учащённо биться. От страха по телу расползаются ледяные мурашки.
Нет! Нет!! Этого не может быть! Кому и зачем я понадобилась? За меня же никто не даст выкуп. Я же не знаменитость и не из богатой семьи. Внутри поднимается паника.
Женщина, меж тем, надевает на меня длинную тунику с рукавами. Смысла в наряде из светло-лиловой газовой ткани нет вообще. В нём я всё равно, что голая.
– Сидеть, – здоровяк показывает на лавку у стены, когда арабка выводит меня из-за ширмы.
Повисает тягостная тишина. Мужчина с нескрываемой похотью в глазах разглядывает мою грудь. Плотоядно улыбается. Он разве что не облизывается. А так… Кажется, ещё секунда и накинется, словно голодный дикий зверь на кусок мяса.
А что если меня украли не ради денег? Что если сдадут в гарем? Ведь в этой полудикой стране они наверняка ещё существуют. Или продадут на органы. От подобной перспективы кровь стынет в жилах. Втягиваю голову в плечи, проглатывая ком в горле. Слёзы отчаяния наворачиваются на глаза.
– Послушайте, Вы ошиблись. Я не… – лепечу растерянно.
– Молчать! – рявкает здоровяк на английском и добавляет что-то ещё на арабском. Вряд ли комплимент.
М-да… Вот это я съездила в научную экспедицию! Похоже, о традициях и нравах Аль-Бадира мне предстоит узнать больше, чем я рассчитывала.
Сразу же вспоминаются «напутственные» слова матери: «Лучше бы наши кредиты закрыла, чем тратить деньги на всякую ерунду!» Она всегда считала глупым моё желание стать историком. И если с учёбой в институте ещё как-то мирилась, то намерение поехать на Ближний Восток, чтобы собрать материал для научной работы, взбесило маму не по-детски. Разумеется! Ведь я копила деньги на эту поездку несколько лет, а могла бы отдавать их ей и великовозрастному брату. Так вышло, что в нашей семье работаю только я. Мама пребывает в перманентной надуманной депрессии, а Митя – просто двадцатипятилетний балбес и тунеядец.
Отец давно говорит мне, что пора снять этих двух иждивенцев с шеи, иначе они так и будут высасывать всё до последней копейки. Но я не могу разорвать с ними отношения из-за младшего братишки.
Четырёхлетний Данил – единственное светлое пятно в моей жизни. Мама родила
