Танечка-а-а…
По коридору торопливо зашлепали резиновые тапки и вскоре в палату вошла совсем молоденькая практикантка:
–Что опять, теть Ань? – устало, но без раздражения в голосе спросила девушка, – я же говорю – нет обезболивающих. У меня все строго по назначению. Попросите родственников – пусть купят.
– Нет-нет, Танечка, – голос пациентки заметно дрожал, – я помню… просто замерзла что – то, похолодало как-то сразу. Может там форточка открылась, глянь, ветрище-то вон какой.
Девушка подошла к окну и осмотрела плотно закрытые рамы:
– Вам показалось, теть Ань, наверное, Вас просто морозит. Я сейчас еще одно одеяло из сестринской принесу, только не кричите так громко, пожалуйста. У меня в восьмой «тяжелый» лежит, после операции, только заснул…
– Спасибо, доченька, я постараюсь. Больно мне очень…
Сестричка вышла из палаты, а Старуха, поднявшись с табурета подошла к окну и устремила глазницы в месиво ночи. Снег с дождем прекратились и теперь небо сверкало мириадами звезд – далеких, холодных, недосягаемых. «Совсем как у нас» пронеслась мысль и тут – же затерялась в немом пространстве вселенной. В комнату вернулась практикантка и бережно накрыв Анну вторым одеялом торопливо покинула палату. Смерть вернувшись вновь присела, но уже на кровать. Женщина на мгновенье замерла и уставилась прямо в черные дыры на белом, светящемся первозданной белизной, черепе:
– Ты – ы – ы…,– испуганно выдавила она из себя, – ты пришла – а – а…
– Пришла, заждалась небось?
– Заждалась, – уже спокойно согласилась умирающая, – а все равно страшно…
К ее удивлению боль внезапно прошла, и она с облегчением вздохнула:
–…это уже все?
– Нет, ты еще жива, если ты об этом.
– А когда?
– Скоро уже, – Старуха вновь бросила взгляд на окно, – потерпи чуть.
– Знаешь, а мне совсем не больно сейчас. Даже странно немного от этого… я уже стала привыкать к боли.
– Разве можно к ней привыкнуть?
Смерть говорила тихо, едва уловимым шорохом, без эмоций, но в то же время голос ее завораживал, успокаивал истерзанную муками душу Анны Чулковой. За бесконечно долгие дни, проведенные в онкологическом отделении, это был ее первый посетитель. Или посетительница? Анна не знала как правильно, но это не было важно сейчас. Важно было то, что она ждала ее, ждала точно также, как двадцать семь лет назад ждала Максима – первую и единственную любовь, всей ее непутевой жизни, пошедшей наперекосяк после того, как он, все–таки не пришел, бросив на пятом месяце беременности в грязной общаге монтажного техникума. Потом она ждала сына…из тюрьмы… но, видимо, не судьба…
– Можно…у меня всю жизнь болело – сначала душа, потом тело…
– Что ж ты не берегла себя совсем?
– А как? Алешка рос без отца,
