ответил: – Нет, зачем мне так думать теперь, я сначала так думал. А теперь что, теперь уже поздно это думать.
– Миша, – говорит Горохов со значением. – Поможешь мне выбраться… добраться до Соликамска живым – сто рублей с меня. Понял? И ещё благодарность от Трибунала, а ещё устрою тебя секретным сотрудником, там зарплата небольшая, но постоянная.
– Сто рублей – это хорошо, – говорит Миша, – и зарплата – это тоже хорошо, но не за этим я тут с тобой.
– А зачем же? – интересуется уполномоченный.
– Я же тебе говорил уже, – отвечает ему охотник. – Церен сказала помочь тебе, значит, я помогу. Больше ничего мне не нужно платить.
«Ах, ну да… Церен, конечно же!».
– Идти надо, – наконец говорит Шубу-Ухай; он взваливает на плечи рюкзак, закидывает сверху баклажки с водой, – если они за нами пошли, то первый склон уже одолели.
– Я покурить хотел, – с сожалением замечает уполномоченный.
– Сейчас не нужно курить, – отвечает ему охотник. – Когда ходишь, не нужно курить, – он начинает новый подъём. – Я сам люблю курить. Когда хорошая охота – курю, когда выпиваю – курю, когда дома живу – тоже курю, а на охоте не курю.
И Горохов с ним согласен:
«Когда ходишь, не нужно курить».
***
Всё, они остановились.
– Впереди, кажись, опять колючка, – говорит Шубу-Ухай откуда-то из темноты.
Горохов ничего ему сказать на это не может. Он глядит на часы: стрелки на люминесцентном циферблате показывают без тринадцати два. Дальше идти нет никакой возможности. Луна ушла вправо, за огромную гору, и тут, у подножия, стало темно, нет, скорее черно. Горохов не видит ничего, даже своего проводника, который, судя по голосу, всего на десять шагов впереди него. На уполномоченного то и дело что-то падает, что-то ползает по нему и спрыгивает с него. Он не видит, что это, но надеется, что это безопасная саранча. Горохов устал. По-настоящему. Ещё до того, как они полезли на новую кручу, у него уже тряслись – ну, подтрясывались – ноги. Он даже боялся, что икры может свести судорога. Уполномоченный и припомнить не мог, когда он так уставал. Ему даже воды так не хотелось, как хотелось сбросить рюкзак и присесть на него, или хоть на камень. Или на землю.
– Андрей, а ты его слышишь? – спрашивает Миша.
И уполномоченный сразу понимает, о чем говорит проводник, и отвечает хрипло:
– Да, он почти над нами. Кажется, над нами…
Он и вправду различает среди какофонии ночной жизни монотонный, едва различимый звук моторчика.
– Идти дальше не получится. Тут хоть фонарь включай, а с фонарём – ну какая это ходьба, – говорит Миша – и добавляет то, от чего Горохов начинает тихо ликовать: – Придётся остановиться на пару часов. Рассвет часа в четыре будет, отдохнём малость.
– Да, – соглашается с ним Горохов, – этим сейчас тоже темно.
Во всяком случае, он на это надеется. Хотя… Упрямые, молодые и сильные мужики могут лезть в гору, не взяв с собой много
