приходил, вчера утром ещё… – отвечает охотник, вытаскивая из рюкзака туго свёрнутые листья простого кактуса. – Едва успел меня застать, я к Камню хотел идти – на пару дней, на тройку… Так бы дверь запер, вы бы меня ждали…
Горохов уже догадывается, что за человек мог предупредить Шубу-Ухая, но на всякий случай уточняет:
– Это кто-то из Светлой Обители?
– Ага, – соглашается Миша. – Пришёл Костик, он из людей пророка, у него склад есть, я ему чеснок ношу, он и говорит: если от пророка придёт человек, скажет, что его зовут Андрей и покажет знак, ты ему помоги. Сделай, что просит.
– Я должен показать вам знак? – Горохов вспоминает о монете, которую дал ему в тайном убежище человек с прозрачной кожей.
– Нет, не должен, – отвечает охотник и, подойдя к столу, садится, берёт дрофу и начинает её ощипывать, бросая перья прямо на пол. – Вы человек Церен, – тут он останавливается, перестаёт дёргать перья, внимательно глядит на уполномоченного и говорит: – Я тебя и без знаков знаю.
– Церен? Это что? – не понимает Горохов. – Кто такой Церен?
– Не такой… – Мишу этот вопрос, казалось, вовсе не удивляет и не настораживает, он снова начинает щипать дрофу. – Такая! Церен – женщина. У неё теперь другое имя, другое тело. А тридцать лет назад её звали Церен.
«Тридцать лет назад… Другое тело… Другое имя… Люсичка?». Это было первое, что пришло ему на ум. Но он решает не уточнять, а спрашивает о другом:
– А вы тоже член Светлой Обители?
– Нет, – неожиданно отвечает Миша. – Я их не люблю.
«Не любишь? Очень интересно! А Церен тогда кто? Откуда она?».
Горохов идёт к кровати и садится на неё, только теперь он мягко опускает курки и кладёт обрез. О главном Андрей Николаевич спросил, но у него ещё много вопросов, правда, он ещё не знает, как вести себя с этим человеком, и пока не спешит их задавать. Но Миша начинает рассказывать сам:
– Ждать тебя не стал… Думаю, придёт, а еды дома нет. Ходил к Камню, сети поставил. Вот, дрофу добыл. Я в дождь беру только мужиков… Женщины сейчас на кладку садятся… Я их не добываю. Там, в предгорьях, много хорошей еды для них, и для козодоя тоже… Там все склоны заросли кактусом, кактус сейчас воды набирает, зелёный весь… А песок чёрный… Красиво… Саранча там крупная, клопа много, клеща много… Есть кого покушать птице, нужно только сколопендр перебить… Я с прошлого года на одном склоне побил всю сколопендру, теперь там шесть кладок дрофы и одна кладка козодоя… Теперь дрофы будет много у меня…
Кажется, Шубу-Ухай мог об этом рассказывать ещё долго, но сейчас Горохова интересовало другое:
– А откуда ты знаешь, что я пришёл от Церен?
Охотник смотрит на Горохова своими карими глазами, словно изучает его, и только потом отвечает:
– Моё имя только Церен знает. Все остальные померли, кто знал.
«То есть имя «Шубу-Ухай» типа пароля было. А заодно Люсичка и местную секту предупредила».
– М-м… – уполномоченный кивает. – Ясно. А что говорят в городе?
– О
