Помедлив, она добавила: – Спасибо. Лучше бы вам не ходить здесь в потемках, особенно сегодня.
– Ты нужна родным, – мягче, чем она ожидала, напомнил он.
Она выпрямила плечи. Солнце уже почти село, заливая золотистым сиянием окрестные поля. От деревьев потянулись тени, прохладный ветер что-то нашептывал, пробираясь под свободную рубашку Рин.
Ей вспомнились могильные холмики. И кости, спящие под теплой и надежной защитой земли.
– Знаю, – ответила она. Хивел покачал головой, но ничего не добавил. Только в последний раз кивнул, прежде чем повернуть прочь от деревни, в сторону соседнего ручья и мельницы. Меч волочился по земле, слишком тяжелый для старика.
Деревня готовилась к наступлению ночи. На всех окнах и дверях запирали засовы. Гарет задует свечи, и запах горелого свечного сала будет еще некоторое время витать в кухне. Кери начнет укладываться спать.
Рин потянулась за заплечным мешком. С собой она прихватила сверток с черствым хлебом и сыром и, конечно же, топор. Ей нравилось перекусывать здесь, среди зарослей и могил. Здесь она чувствовала себя уютнее, чем в деревне. Когда Рин возвращалась домой, на нее вновь обрушивались тяготы жизни. Неоплаченное жилье, кладовая, которую следовало наполнить к зиме, беспокойный брат, будущее, которое требовалось как-нибудь устроить. Другие девушки из Колбрена находили мужей, уходя в армию кантрева или выбирая ремесла, вызывающие одобрение у общества. А Рин просто не могла представить себе, что последует их примеру. Она полудикарка, которая любит это кладбище, первый глоток ночной мглы и тяжесть лопаты.
Она знала, как умирают.
А в самые мрачные минуты опасалась, что не знает, как жить.
Рин сидела на краю кладбища, глядя, как солнце скрывается за деревьями. На поля лег серебристый полусвет, и ее сердце учащенно забилось. Еще не стемнело, но сумрака уже хватало для магии.
Ее заставил вскочить звук шаркающих шагов – походка не животного, а двуногого существа, способного лишь ковылять.
Рин выпрямилась и покрепче взялась за топор.
– Выходи, – вполголоса произнесла она. – Я же знаю, что ты там.
Она и впрямь знала. Тот же силуэт она видела рано утром, еще до рассвета – искореженную тварь, скрывшуюся в высокой траве.
Рин слышала, как тварь приближается. Медленно, нетвердой походкой.
Тум. Ш-ш-ш. Тум.
Тварь восстала с наступлением ночи.
Она словно явилась прямиком из сказок, которые часто рассказывал отец: тщедушное создание из гниющей плоти в лохмотьях. Передвигалась она с трудом, пошатываясь на каждом шагу.
Ш-ш-ш. Тум.
Раньше тварь была женщиной: подол длинного платья волочился за ней по грязи. Рин не узнала ее, но умерла незнакомка, должно быть, недавно. Может, странница. Подвернутой в лесу ноги достаточно, чтобы погибнуть, если путешествуешь в одиночестве.
– Добрый вечер, – сказала Рин.
Тварь замерла. Повернулась, и ее шея издала тошнотворный треск. Рин
