чем в родных холмах. Потом ее стало столько, что уходить далеко от племени больше не требовалось. Зато появились хищники. И падальщики. Последние уже не скрывались – тащились за племенем, подбирая то, что оставалось на временных становищах. А оставалось много, потому что добыча сама шла в руки, а останавливаться хотя бы на день вождь запретил. Так они и брели – не быстро и не медленно; так, как позволяла старость вождя. Он действительно сдал на глазах; высох – но огонь в глазах горел только ярче.
Пару раз попались мохнатые длинноносые. Не такие, какие забредали на холмы в суровые зимы; много крупнее. И длинных зубов у этих великанов было не два, а четыре, и нижние были плоскими – такими легче выкапывать сладкие корни, объяснил Лай – и отец одобрительно кивнул, соглашаясь. Конечно, на этих великанов племя не охотилось – кому хочется попасть под ноги, подобные стволам самых толстых деревьев? Но один раз на пути племени попался полуобъеденный костяк такого зверя, от которого порскнули во все стороны маленькие рыжие хищные зверьки; вот там брат по второй матери и объяснил что к чему. За это он тащил тяжелый молот дольше обычного.
Все чаще взгляд Де останавливался на животе Мины – тот стремительно рос, но пока молодая женщина еще скакала наравне с подругами, подобно годовалой оленихе, совсем как та, которую парень заколол сегодня копьем, выпрыгнув из засады. Он мог, конечно, и догнать животное – длинные ноги и могучие легкие позволяли, но кто же так поступает? Всем известно – как раз у этих зверей во время длинного бега в жилы изливается горькая жидкость, и есть такое мясо можно только во время великого голода. «А потом, – подумал он, – надо же тренироваться наносить разящие удары из засады… ну да, исподтишка, в спину не ждущего удара противника, – не стал он скрывать от себя подленькой мысли, – если уж по-честному, лицом к лицу не получится». И мысль эта не ужаснула парня.
Он наконец-то определился и со своим отношением к будущему сыну – равнодушие. Полное равнодушие, есть он или нет. Самое главное – сам высший не-зверь Де, будущий Ден. Одна буква к имени – все, что ждал правнук вождя от своего ребенка.
Потом прадед заспешил; остановки стали короче, переходы длиннее. Мина уже не скакала так; брела едва ли не тяжелее восьмидесятилетнего вождя. Брела, цепляя босыми ногами горячий песок. Да – вокруг широкими полосами перемежались заросшие травой луговины и непонятные и неприятные глазу, а пуще того, ступням, целые отвалы звонкого песка, которым наверное, можно было засыпать все священные холмы.
Нет, пески не пели – до тех пор, пока однажды не задул ветер – резкий, порывами – который внезапно закружил вихрем, мгновенно скрыв в непроглядной колючей мути все племя. И Де самым постыдным образом испугался – испугался того, что так и будет кружить с закрытыми глазами до скончания последних зим, даже после того, как последний желтый кругляш упадет в большой кожаный мешок.
Но песчаная
