на эту просьбу, в результате чего Фрэнсис опередил британского и французского послов примерно на четыре часа, что принесло ему глубокую и продолжительную удовлетворенность. Когда две недели спустя Америка вступила в войну, официальные заявления государственных деятелей в Вашингтоне точно отражали выбранную концепцию – посмотрите на русскую революцию, произошедшую недавно. В своем послании конгрессу от 2 апреля, призывающем к объявлению войны, президент заострил внимание на идеологическом противоречии между демократией и самодержавием. Он отрицал возможность какого-либо плодотворного участия в международной жизни автократических правительств и испытывал явное удовольствие от ситуации в России. «Разве не каждый американец чувствует, что к нашей надежде на будущий мир во всем мире прибавилась уверенность благодаря чудесным и воодушевляющим событиям, которые произошли за последние несколько недель в России? – продолжал Вильсон. – Россию знали те, кому лучше всего было знать, что она всегда была фактически демократична в душе во всех жизненных привычках своего мышления, всех межличностных отношениях населения на уровне естественного инстинкта и привычного отношения к жизни. Самодержавие, увенчавшее итог ее политической структуры, каким бы долгим и ужасным оно ни было, на самом деле не являлось русским по происхождению, характеру или целям. Теперь оно свергнуто, и великие и щедрые русские люди прибавлены во всем своем могуществе к силам, борющимся за свободу, мир и справедливость. Вот подходящие партнеры для всех честных людей».
Это высказывание было дополнено несколькими днями позже телеграммой госсекретаря, предписывающей Фрэнсису проинформировать российское правительство о вступлении Америки в войну. Послу было поручено передать Временному правительству, что руководство и весь народ Соединенных Штатов радуются тому, что великие русские присоединились к могущественным демократиям, и выражают надежду и ожидание, что Россия, вдохновленная великими идеалами, более чем когда-либо способна отдать долг, которым она обязана человечеству, и сохранить внутреннюю гармонию для того, чтобы, как единая и патриотически настроенная нация, преодолеть сопротивление автократической власти, которая силой и интригами угрожает демократии, провозглашенной русским народом.
В своем письме к американскому ученому Чарльзу Д. де Янгу, написанному много лет спустя (20 ноября 1948 года), де Витт С. Пул, один из лучших американских специалистов по России, отмечал: «Фрэнсис не говорил по-русски, не отличался широтой контактов и связей, но был достаточно осведомлен о бедственном положении русского народа, чтобы с ликованием приветствовать свержение царя и приход к власти Временного правительства… С его членами у Фрэнсиса установился мост взаимопонимания, и, если бы это правительство пробыло у власти несколько лет, он мог бы стать выдающимся послом» (де Витт С. Пул. Историческое общество штата Висконсин, Мэдисон).
Эти
