неопределенно повел головой, отпивая вино.
– Петра Аркадьевича знал хорошо, даже подумывал согласиться на его предложение поступить на службу в ведомство путей сообщения. Но Бог уберег, – он усмехнулся. – Что хорошего в этой столице? Пожил я там, в студенческие годы. Климат паршивый, что через одного все чахоткой маются, и все эти чахоточные в конторы пытаются пробиться. И неважно, что за контора, неважно, каким делом заниматься, лишь бы место было посолиднее, да посытнее. В итоге – серость, непроходимая, чудовищная безынициативность. Все, что их заботит, как бы выслужиться… Нет уж, я много раз себя поблагодарил, что не пошел на службу в ведомство. Скорбно видеть, как уважаемые, приличные люди начинают изменять сами себе, – он снова усмехнулся, взглянув на Кадашева. – И все же Россия сильна своими людьми, среди которых есть весьма толковые и предприимчивые лица. Взять хотя бы вас, Павел Иванович. Но ведь и вы здесь, а не там, – он кивком показал наверх. – Почему? – он вопросительно смотрел на Кадашева несколько секунд.
На его вопрос Павел Иванович скептически пожал плечами и произнес:
– Так стар я уже в политику лезть… Там нужны люди молодые, смышленые, образованные, как раз такие, как вы, Никита Васильевич, – он для убедительности кивнул, внимательно глядя на собеседника, который в ответ снова усмехнулся.
– Молодые, смышленые и образованные, говорите? Где же они? А я вам скажу, везде, только не там! Потому что для многих это вопрос совести: либо ты за Родину, либо ты за государеву службу.
Кадашев нахмурился, подаваясь слегка вперед, в упор уставившись на Шацкого, и спросил:
– Что-то я в толк не возьму, к чему вы клоните, Никита Васильевич. Разве государство и Родина разные вещи? По мне так это вещи неделимые.
Шацкий насмешливо взглянул на Кадашева, откидываясь на спинку стула.
– В самом деле? Вы уверены в этом? Возьмем вас. Давеча, позапрошлой зимой, Павел Иванович, вы мне рассказывали, как семья ваша, крестьянская, лямку тянула изо всех сил, чтобы выжить. Как вы с малолетства на баржах да пирсах спину надрывали, чтобы матери с отцом помочь. Так кто же вас в такие условия загнал? Родина? Нет, государева власть! Она же, слава богу, даровала вам свободу. Да только потом ей же показалось, что слишком много дала, надо бы часть забрать обратно, например, право крестьян участвовать в земствах и обучать своих детей наравне с другими сословиями. Что, не так? Власть – это люди, обычно мало обеспокоенные судьбой Отечества, чаще их волнует только карьера и личные перспективы. К несчастью, их становится все больше и больше.
Кадашев поежился, очевидно, испытывая неловкость за напоминание о его прежнем статусе, а еще с досадой почувствовал, что разговор еще дальше ушел от вопроса сделки. И начав заметно нервничать, он потер мясистый нос, откидываясь на спинку кресла, и как бы невзначай произнес:
– Ну,
