орослой травянистой равнины безмятежно продолжала колыхаться. Колыбельная из моря белоснежных цветов звучала ласковыми голосами прошлого – они дремали, и пробуждались, чувствуя живые шаги, продолжавшие идти, испытывавшие убаюкивающий бесформенный зимний аромат. Люриэйны жили в естественном одиночестве, не ожидая иных гостей.
Ветер сопровождал безымянного человека. Он держал посох из родного ясеня, заключавший в сердцевине колесо рассветных закатов. «Никто» выглядел свежо и молодо, во внутренней тени холщового серого капюшона просвечивались седые серебрившиеся словно иней волосы; лицо скрывалось, отвергая волнения ясности посреди исхоженной веками полу мглистой завесы. Роса вытягивала чистые слёзы освобождения. Он оставался никем – тысячу раз терял и обретал, и даже отнимал и дарил жизнь, глядел идущему подле него невидимому, давнему и упокоившемуся другу – смерти. Её бесчисленные воспоминания, как и его не терялись в ночном забвении, которое отступало за горизонт.
В долине покоилось обретенное когда-то единение. Странник шёл, туда, где он надеялся обрести последний глоток целебного воздуха. Он добрался до разваленного затопленного нагорья и остановился у одинокого дерева – оно расцвело вместе с ним – его ветвистая мощная крона из снежных лепестков укрывала стойкий, слегка искривлённый, возвышающийся к небу ствол всего мира. Он в нежном исступлении прикоснулся к нему, чувствовал тепло и приятную встречу после долгой разлуки, мысли наполнились любовью из тонкого покрывала ветвистой сени. Отложенный посох отпустил тяжелую хватку, которая трепетно держала на ногах. Время пришло. Жизненные энергии вновь воссоединились, было достаточно сил плавно присесть и опрокинуть спину о гладкую кору. Тело расслабилось словно готовилось уснуть навеки.
Каштановая смолистая темнота глаз оглядывала сквозь древесные облака огранку неба. Элли сливались: кружили там, от куда никто не возвращался – они преодолевали несовершенный ход времени – то ли оно остановилось, то ли бренно прекратило иллюзорное существование. Открылась новая дорога в прежнюю вселенную – погружение в бескрайний небесный океан. Грани размывались и рассекались. Рождённая вечность застыла….
Часть 1. Из пепла
Глава 1. Потерянный
1
Расстилалась пустошь. Старая и верная крепкая кобыла шлепала копытами по дождевому снегу. Земля, полная слякоти, напоминала предвесеннее состояние – здешние места познавали краткосрочную сухость лишь в конце марта или, на худой случай, в апреле. Прибрежный ветер завывал, мешая одной женщине спокойно погружаться вкрапливаемые постылые мысли. Она часто отвлекалась на спор двух сыновей, поправляла между ног клетчатую длинную юбку и прибирала в порядок влажные волосы. Вялый слух не улавливал сути, от этого старался сконцентрироваться на внутреннем голосе…
Глаза остановились и напрочь потеряли скудный покой, когда не далеко, в нескольких метрах от проезжей части, на мерзлой и грязной травяной поросли лежал юноша лет шестнадцати-семнадцати – его лицо укрылось, а бледные и оледенелые руки полностью оказались беспомощно расслаблены. Женщина осмотрелась, она ещё раз убедилась в том, что ей это не почудилось – и, выпустив поводья, бросилась на помощь. Первое, что она почувствовала на себе – болезненное дыхание: оно передавало острые и громкие толчки сердца, пытавшееся свободной мучительностью разорваться изнутри.
Мисс Айзес машинально измерила чужой пульс и не заметила как старший сын Кейтесс разделял с ней трезвящее волнение – никто не хотел думать о произволе смерти.
– Так, срочно его сеном накрой, может быть дотянет, бедняжка, – сказала она, возвращаясь торопливо к повозке, – До районной больницы уже не успеем… – и после обратилась к младшему сыну. – Лирел, помогай скорее Кейтессу. Видишь он несет его?! Живо, живо!
Лошадь уже помчалась, ощутив на себе стиснутую на морде узду, – так она догадывалась – её заставляли увеличить бег.
– Мама, а что с ним случилось? – спросил Лирел.
– Не знаю, дорогой мой, – на холоде, от такого очевидного со стороны ребенка вопроса, у женщины выступил пот на лбу, и ей удалось лишь скомкано ответить – Но сейчас у него начнется лихорадка. Он видимо долго пролежал так на земле, промок и замерз до нитки! Ох, держитесь… – дернулся голос на упущенной кочке.
Торопливость и крайняя беглость мыслей пронеслись до Тиля быстрее вращавшихся колёс крытой повозки. Дорожные ямы из мелкой гальки и глиняного песка без особенного внимания возвращали к проблеску тряски. Пустошь превратилась в холмистую долину, среди которой уныло торчали худощавые брошенные деревья. С противоположной стороны лесной нищеты послышались знакомые звуки мнимого безтишья – соленым воздухом доносились низкие мычания морского побережья.
Угнетено-серое небо сливалось с обширной чехардой маленьких домов, отсутствие лампового света в соседских окнах
