их в 1620 году в течение двадцати лет, до Долгого парламента (1640),[40] туда действительно стремились переселенцы непрерывным потоком, но на это были специфические причины: англиканская церковь была тогда непреклонна, а Новая Англия дала у себя убежище пуританизму, браунизму[41] и индепендентству. В связи с этим, лишь только начался Долгий парламент, течение прекратилось, и затем в продолжение целых ста лет эмиграция из Старой Англии в Новую Англию была до того незначительна, что она, говорят, не перевешивала противоположного движения колонистов, покидающих Новую Англию.[42]
При подобных обстоятельствах могли быть колонии, но не могло быть Великой Британии. Материальное основание Великой Британии могло быть положено, т. е. могли быть заняты обширные территории, и соперничающие нации могли быть изгнаны из них. В этом материальном смысле Великая Британия действительно была создана в семнадцатом и восемнадцатом столетиях, но тогда недоставало идеи, согласно которой должна быть оформлена эта материальная масса. В этом направлении сделан один шаг, именно – в основу Великой Британии был положен принцип, что, так или иначе, колонии составляют нечто общее с метрополией, что Англия должна в известном смысле сопровождать их за море и что они могут отделиться от Англии только путем войны.
То же самое можно сказать и о колониях других держав в восемнадцатом столетии. Великая Испания, Великая Португалия, Великая Голландия и Великая Франция, точно так же, как и Великая Британия, являли собою искусственные здания, лишенные органического единства и жизни.
Вследствие этого все они были недолговечны; казалось, что и Великой Британии не суждено жить долго и что она должна погибнуть раньше, чем многие из ее соперниц. Испанские колонии в Америке, основанные за сто лет раньше английских, не отделились так скоро. Декларация о независимости 1770 года была не только самым замечательным, но и первым по времени возмущением со стороны колоний против метрополии.
Если Великая Англия в конце концов избежала окончательного падения, то этим она не была обязана мудрости своих правителей. Когда полная несостоятельность старой колониальной системы стала очевидной, Англия не отказалась от нее и не создала лучшей системы. Новая империя выросла постепенно из тех же причин, которые вызвали к существованию старую, и выросла при той же самой системе. Опыт научил англичан не мудрости, а отчаянию. Они видели невозможность сохранить при старой системе свои колонии, но не заключили из этого, что нужно изменить систему, а пришли к выводу, что рано или поздно им придется лишиться колоний.
Наконец, с сороковых годов девятнадцатого столетия начинается торжество свободной торговли. В числе других стеснений она осудила на гибель старую колониальную систему целиком. Система эта была отменена, но вместе с тем выросло убеждение, что колонии бесполезны, и чем скорее они эмансипируются
Так назывался парламент, созванный при Карле I, состоявший из врагов Стюартов и осудивший впоследствии короля на смерть.
Секта, названная по имени Брауна и именовавшаяся впоследствии конгрегационистами, так как ее адепты устраивали свободные общины – «конгрегации».
«Прирост, который после этого (т. е. после 1640 года) получала Новая Англия из-за границы, более чем перевешивался постоянной эмиграцией, которая в течение двух столетий рассеяла ее сынов по всем местам Северной Америки и даже по всему земному шару. Пришельцы предыдущего периода не превосходили 25 000, и они были тем первоначальным ростком, от которого произошло, быть может, не менее четверти современного населения Соединенных Штатов». Hildreth, Hist, of U. S. I, p. 207. –
