на Балтике. Часть, к которой мы были прикомандированы, называлась Infanterie-Panzerjäger-Ersatz-Kompanie 522, там мы должны были пройти обучение. Мой друг Дольфи, Адольф Лохштеттер, крёстный моего малыша Хансала[24], был вместе с нами, но мы должны были расстаться чуть раньше, не доезжая Ростока, чтобы он мог явиться в свою часть в Нойстрелице.
Поскольку призывников из Кольмара было всего несколько десятков человек, а не сотен, как это было в прошлые отправки, начальство не испугалось разгула антинемецких манифестаций и близким родственникам разрешили пройти на платформу, откуда мы должны были отправляться.
Отъезд
Прощание, хотя и трудное, не было очень мучительным, так как мы были уверены, что через три месяца, по окончании обучения, нам предоставят Heimaturlaub (отпуск домой), который по правилам вермахта предоставляли всем перед отправкой в действующую армию. Тогда я еще не знал, что увижу своих только через двадцать шесть месяцев! Моя жена держалась очень мужественно, она не проронила ни слезинки! Затем нас посадили в вагоны под руководством нескольких унтер-офицеров, совсем не агрессивных, исключительно счастливых оттого, что они не на фронте. Мы вели себя довольно вызывающе, разговаривали между собой по-французски, и скоро из вагонов стали раздаваться отрывки из «Марсельезы» и «Лотарингского марша». Свисток, поезд отправляется. Последнее «до свидания», взмахи руками, и скоро любимые лица исчезли вместе с последними домами Кольмара.
В этот день мы добрались только до Фрайбурга, нас разместили в школе, где мы должны были провести два дня в ожидании других групп наших товарищей, принудительно призванных из всех уголков Эльзаса. Нам разрешили ненадолго выходить в город, и Дольфи, к своей радости, за эти два дня разыскал свою немецкую приятельницу, графиню, с которой он познакомился, когда преподавал в одной шварцвальдской деревне.
В день отъезда нас набралось, по всей вероятности, более тысячи человек, направлявшихся в Северную Германию, где нас ждали радости прусской муштры. В каждом вагоне (это были все-таки пассажирские, а не товарные вагоны) было три-четыре унтер-офицера – des Gefreite (капралы), des Obergefreite (старшие капралы), des Unteroffiziere (сержанты), в их обязанности входило следить за нами и давить в зародыше любые поползновения к нарушению дисциплины или профранцузские выступления. Но они не учли характер наших эльзасцев. Из чемоданов немедленно появились приличные куски сала, бутылки с вином и шнапсом. Даже самые чёрствые из наших охранников не могли устоять перед таким соблазном! Через час большинство из них уже лежало на скамейках или под ними, убаюкиваемые «Марсельезой», «Походной песней», «Мадлон», «Лотарингским маршем». Пытаясь доказать, что для немцев война уже проиграна, мы рассказывали им последние новости с фронта, которые нам удалось услышать перед отъездом по лондонскому радио. Наша работа по подрыву боевого духа немецких войск началась! Через несколько часов, придя в себя после этой пьянки, они ничего не помнили, но я уверен, что некоторые наши слова всё-таки
Сын автора носит имя Жан, Хансала или Ханси – эльзасский уменьшительно-ласкательный вариант.
