укачивая на руках, ну других она не знала, вот и пела, когда рассказывала на ночь дочери сказки о волке и козлятах, о румяном колобке.
И вот она бредет след в след за Шегилом, понимая, что одно неосторожное движение, и она упадет, нет, она скатится вниз по камням, сломав себе сразу все косточки, ведь они прошли уже достаточно большое расстояние. Внизу снега не было, там тепло, зеленая растительность, но они поднялись достаточно высоко, потому сейчас их ноги утопали в снегу. Хотя здесь не холодно, мокро, но не холодно, или она так устала, что уже не чувствует холода…
Но хотя бы можно было утолить жажду, потому что голод терзал не только Анну. Мужчины спешили, каждый понимал, что времени у них все меньше и меньше. Еще один день и перспектива голода встанет очень остро. Уже сейчас мужчин сдерживало лишь то, что среди них есть женщина, которая терпит тяготы, так же как и они и не ропщет, а ведь она еще не отошла от морской болезни. Любой лишь мельком взглянув на Анну, сразу бы увидел круги под глазами, косточки, просвечивающиеся сквозь тонкую кожу. Эта женщина не шла ни в какое сравнение с пышущей здоровьем королевой империи. А Анна лишь улыбалась и шла вперед. И мужчины под ее взглядом серебреных глаз успокаивали свою гордыню, злость на эту ситуацию, усмиряли свое желание сломать крылья, там, в буре, но прорваться сквозь преграду, чтобы утолить голод.
Шегил где-то нашел веревку и привязал ее к себе: – Я мужчина, удержу, если вдруг споткнешься, – уговаривал он ее, а Анна видела его тревожный взгляд и лишь кивала соглашаясь. Сейчас не место и не время спорить.
И вот прошло три часа, все устали. Мужчины попадали прямо в снег, а девушка стоит и осматривается. И откуда силы взялись? Анна и сама бы не сказала, но голод отступил, а снег будто прибавил ей сил, дал надежду.
– Сиди, я осмотрюсь, – отвязывая веревку с талии и заставляя мага остаться отдыхать, похлопав его по плечу, попросила Анна. – Здесь, я не упаду, не бойся, склон пологий, я только осмотрюсь.
А у Шегила и сил нет встать, будто сила тяжести сменила направление, будто ноги чужие: «Это магия? Кто спит в этой горе?» И вспомнив слова Анны, проронил: – В той горе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный, – а потом крикнул. – Анна, не уходи далеко!
А девушка уже не слышала ничего, она карабкалась дальше, пальцы в кровь, потому что острые камни, но она должна вскарабкаться на эту гору. Должна. И вот она выпрямилась, растерла ладошки снегом, вытерла руки о ткань брюк, стирая с ладошек кровь, все равно черные, не видно, и осмотрелась. Перед ней остров, огромный зеленый лесной массив, и море. Там в небесах солнце, и четыре корабля под белыми парусами, где-то там за куполом, который удерживает ее на этой земле. И почему-то именно сейчас она вспомнила о богине: – Богиня, я никогда не была верующей, даже в земных богов то не верю, верю лишь в единого и сущего, того, кто дал нам жизнь и который ее забирает. Но сейчас я прошу – прости меня. Я не знаю, как просить тебя простить меня, но эти года проведенные на этой планете были и раем и
