подруга матушки, Ефросинья Степановна Бурцева, – остановиться на первый случай будет где. Генка, друг, в мединститут не поступивший, согласился вдруг составить мне компанию, и это сильно облегчало дело. На том и порешили – в Воронеж, на завод. Послабее, чем «в Сибирь!», звучало, но и неплохо совсем. Можно и там жизнь узнавать, не в одной же Сибири она есть. А о том, что она есть и в поселке нашем, как-то и в голову не пришло…
Холодный серый день осени, и мы с Генкой, другом моим старым, детсадовских еще времен, на жухлой траве железнодорожной насыпи сидим у вокзала станции Щигры. В Воронеж на завод какой-нибудь устраиваться на работу едем.
Еда из домашних свертков, мясо и яйца вкрутую. Холодно, но в дощатом, пустом почти здании вокзала я не хотел есть: неловко, чуть ли не стыдно. На долгие годы останется эта неловкость, пока не пойму, что никому вокруг до тебя, в сущности, дела нет.
По насыпи за нашей спиной товарняк длиннейший проходит, накрывает, надавливает грохотом своим могучим, сложным, словно говорит нам что-то неразборчивое, но важное. Впрочем, догадаться можно. О жизни говорит, впереди лежащей, такой огромной, влекущей и тревожной чуть.
Я сжимаю в комок бумагу от свертков, поджигаю ее, и мы смотрим на недолгий совсем, едва заметный огонь, какой-то прощальный.
В Воронеж приехали вечером, и искать Гололобовых, знакомых матушки, которые обещали нам помочь с устройством, было поздно. Значит, будем ночевать на вокзале. Это бодрит, маленьким таким, первым кажется приключением.
Бродим по привокзальной площади, на переходной через пути железнодорожные мост поднимаемся и тут, в потоке людском, в ярком фонарном свете с тимчанином Володькой Ковалевым сталкиваемся. Он проскакивает мимо, а мы стоим остолбенело, веря и не веря глазам. Только что приехали в город громадный и сразу своего встретили. Не может же быть такого! Не может, а есть… И мы веселеем, особенно как-то, пьяно, словно подарок неожиданный получили.
Володька этот нас и не знал, скорей всего, совсем взрослый, важный, красивый такой был мужик. Инженер, приезжавший в отпуск и часто игравший в парке в волейбол. Мастерски совершенно. Вобьет «кол» и скажет свое обычное: «Вот в таком разрезе!»
А лет через пять-шесть сидел я с другом в ресторане «Воронеж» и к нам за столик Володька этот и присел. Я его со встречи на мосту не видел и долго сомневался: он, не он? Спросил в конце концов, а потом и про мост вспомнил, и оказалось, что да, жил он в ту пору как раз за мостом. И так хорошо мы разговорились, земляки, несмотря на разницу большую в возрасте. Помню, в размягченности подпития я спросил, чего он больше всего хотел бы в жизни. Думал он долго, а ответил неожиданно просто: «Лабораторию свою иметь».
К подруге матушки Ефросинье Степановне мы ехали на трамвае номер десять, «Вокзал – ВМЗ», бесконечно долго, часа полтора. Все в нем
