что он стал преподавателем филологического факультета МГУ, а сборники его стихов расходились по стране огромными тиражами.
Юрий Жданов. В 1982 году в Ростове-на-Дону я познакомился с Юрием Андреевичем Ждановым, сыном известного советского государственного деятеля. Юрий Андреевич был руководителем Северо-Кавказского научного центра высшей школы и одновременно ректором местного университета. Нескольких встреч с ним на протяжении ряда лет оставили в моей памяти приятные воспоминания. Он был по-южному гостеприимен и по-человечески чрезвычайно интересен. Недавно, возясь в своих книжных шкафах, я наткнулся на подаренную им книгу «Хрустальный свод». Эта книжка состоит из множества небольших этюдов о природе. В одном из них, «Глухомань», Юрий Андреевич описывает встречу с человеком на лесозащитной станции, где пережидал непогоду. Мне показалось это интересным. И потому осмеливаюсь привести концовку этого этюда:
«… Чай был очень кстати. Продолжавшийся ливень настроил на обстоятельную беседу. Сначала говорили о хозяйстве, которое было на добром счету и успешно продвигало в степные дали стрелы лесных полос. При каком-то повороте беседы хозяин упомянул Томаса Мора, который настаивал на сочетании сельскохозяйственного и промышленного производства в своей «Утопии».
В углу комнаты стоял бюст Лермонтова, как оказалось, любимого поэта хозяина, биографию которого он знал во всех деталях. Пошли стихи: сперва Лермонтова, затем Тютчева, Есенина, потом немудрящие свои.
По стенам висели акварели; как выяснилось, хозяин не был чужд живописи. Он в деталях сравнивал достоинства тициановой «Венеры» с «Обнаженной махой» Гойи, отдавая предпочтение последней. Его знание передвижников и Левитана поражало.
А потом, солдат минувшей войны, он сравнивал оценку Наполеона, данную в трудах Стендаля и Тарле, анализировал действия Куропаткина в Манчжурии и Дмитрия Донского на Куликовом поле. Русских военных теоретиков и полководцев он знал хорошо.
Поздно вечером, настроившись на философский лад, он объяснял, почему этюды Мечникова помогают понять творчество Шопена и за что Толстой любил «Опыты» Монтеня. Напомнив что-то из «Максим» Ларошфуко, хозяин пригласил нас к отдыху.
На всю жизнь запомнилась эта встреча в степной глуши в великий дождь на Донщине».
Вот и мне запомнились встречи, о которых вы только что прочли.
К еврейству без еврейства
Я старый бедный еврей. Но не музыкант и не портной. Для того, чтобы быть ими, надо быть ну полным евреем. А я не такой. С еврейской аурой подкачал мой отец. Он был полным евреем, но не настоящим. Обождите, не торопите меня. Щас все объясню.
Отец шить не умел, хоть и играл на многих инструментах. И родился он, судя по некоторым факторам, не в самой бедной семье. К примеру, его отец, то бишь мой дед, нашёл деньги не только на поездку на пароходе в Нью-Йорк, но и в карман положил сорок семь
