сам знаешь. Теперь туда точно никто не залезет. А я, кажется, вспомнил.
– Ну да?!
– Когда я посадил Пантелея на «трамвай» и возвращался назад, – продолжал хозяин, – то решил немного срезать и пошёл по тропинке мимо забора, вокруг болота. Чувствую, собаки на лесоторговом складе чего-то разлаялись.
– Так может на тебя.
– Нет, они меня знают. Когда я почти добрался до дороги, то сначала из-за кустов увидал машину, которая стояла у обочины, а потом то, как мужик, достал из багажника что-то завёрнутое в плёнку, и поволок к болоту. Я подумал, может, мусор ночью выбросить хочет, хотел пугануть. А как увидал, что из полиэтилена рука свисает, то у самого ноги подкосились со страху. Знаешь, я присел в траву и залёг под куст вниз лицом.
– А зачем вниз лицом?
– Потому что человек чужой взгляд чувствует. Короче, лежу ни живой, ни мёртвый, а он положил свёрток совсем недалеко от меня. Я услышал, как он плёнку свернул и давай фонариком вокруг светить. Может что учуял. Ну, думаю – всё, мне крышка. Только в это время по переулку машина проехала. Он сразу фонарь и выключил. Потом ещё одна. Мужик постоял немного, и я услышал, как хлопнула дверь, и он уехал. Знаешь, страшно стало, когда увидел, что в кустах эта баба лежит. Я бегом домой, Крекера с цепи отпустил, чтоб с голоду не издох и опять на «трамвай». Тапки свои по дороге в мусорный контейнер сбросил, чтоб вопросов не было.
– А чего ты мне мозги пудрил? Что сразу не сказал?
– Была причина.
– Какая?
– Я бы не хотел об этом говорить.
– Послушай Семёнов… Я могу подумать, что укрываешь кого. Может, узнал, так говори не бойся, хуже уже не будет. А то ведь за сокрытие, сам знаешь.
– Ну да, знаю, знаю… – Симоня немного задумался, – ну не бери ты грех на душу, Чугунов, а? Нельзя мне.
– Грех будет, если не поймаем того, кто эту женщину убил. Вот это грех, она ведь ещё и беременная была.
– Что?
– А то, – на третьем месяце.
– Ладно, всё одно, – Симоня махнул рукой. – Слушай. Сон мне недавно был.
– Симоня, какой сон, ты что?!
– А ты слушай, если что хочешь узнать, слушай и не перебивай.
В его голосе появилось нечто такое, что действительно заставило меня замолчать.
– Так вот сон был, говорю. Будто я со своей бригадой поддаю.
– Ну да снится, то кому чего не хватает. А тебе конечно – водки.
– Так ведь я один остался из всей нашей бригады ликвидаторов, тех, кто работал в восемьдесят шестом в Чернобыле. Ну, ты послушай. В общем, сидим мы с мужиками где-то в саду. И стол такой большой, и на столе всё, понимаешь, есть. А бригадир наш, Иван Максимович, мне и говорит: – «Ну, вот, теперь мы все в сборе, ты Володя – последний, а наши давно уже тут. Мы здесь все на одной улице живём». Я глянул в сторону, а дома все такие ровные, красивые и возле каждого сад цветёт. Птицы поют, Знаешь, красота
