style="font-size:15px;"> Людивина приготовила себе имбирный чай с молоком и включила музыкальный центр. Заиграл оказавшийся внутри диск Боба Дилана. В отличие от всей планеты, Людивина еще не отказалась от материальных носителей информации. Ей нравилось окружать себя любимыми вещами, это успокаивало, будь то книги, музыкальные диски или старые DVD, которые пылились на полках гостиной. Ее тревожила непрекращающаяся дематериализация. Наши чувства утрачивают плоть, остается лишь душа, которая хранится в цифровом виде, и скоро нас будут окружать лишь призраки страстей, думала она. Постепенно плоти лишается все, что доставляет человеку удовольствие. Но разве это не первый этап на пути к тому, чтобы однажды дематериализовался и сам человек?
Послышалось гитарное вступление к «Blowin’ in the Wind», и вот уже легендарный голос заполнил комнату, отразился от красных кирпичных стен, заглушил потрескивание камина. Звук был очень громким, но Людивине не хотелось его приглушать. Она пила чай, отдаваясь музыке, меланхолии, которой была наполнена песня, то отвлекаясь на успокаивающую мелодию, то возвращаясь мыслями к мрачной реальности.
В начале любого расследования Людивине никогда не удавалось полностью отключиться, отдохнуть.
Она вернулась домой поздно, проспала несколько часов и теперь готовилась к работе на выходных. Гильем ждал ее к полудню в парижском отделе расследований, для своих – ПО. На подмогу вызвали Сеньона, и он, как и договаривались, за полчаса до полудня позвонил ей в дверь. Она едва вышла из душа, и мокрые светлые пряди, еще непокорнее, чем обычно, падали ей на лоб, на большие голубые глаза, словно видевшие мир насквозь.
Могучий Сеньон приехал в безразмерных тренировочных штанах, кроссовках и толстовке с капюшоном, под которой проступали его крепкие мышцы. Он убавил громкость музыкального центра, все еще игравшего Дилана.
– Да уж, ты принарядился, – усмехнулась Людивина.
– Ты вытащила меня из койки утром в субботу, к тому же в праздник, и надеялась, что я напялю галстук?
– Летиция расстроилась?
– Да вроде нет.
Людивина прекрасно знала коллегу, и ей послышался цинизм.
– У вас сейчас все в порядке?
– День на день не приходится.
– Ей все еще снятся кошмары?
– Редко. Хотя бы в этом плане жизнь налаживается. Но у нее до сих пор болят спина и почки. Она перестала ходить к психотерапевту. На мой взгляд, это глупо, но она меня не слушает. Я то герой, спасающий жизни, и потому должен все бросить ради работы, то эгоист, который слишком рискует и совершенно не думает о семье.
– Дай ей время. Ей нелегко, ты же знаешь.
Сеньон широко раскрыл глаза, и они засияли под капюшоном двумя беспокойными лунами.
– Я всегда рядом, но честно скажу: эти ее перепады настроения трудно понять и пережить.
– Будь терпелив. Она крепкая и со временем обо всем забудет. Это же просто ужас – что она пережила в том автобусе.
Людивина знала,
