за девушками захлопнулась, блондинка стала с нескрываемым удивлением рассматривать меня: – По твоей одежде, голубушка, за служанку тебя принять можно, вот только осанка, внешность, все говорит, что сударыня ты, а не горничная. Не так ли?
Вольный тон незнакомки не о чем хорошем не говорил. Возможно, в тот день я была слишком напугана и рассержена, что не поняла, что сия особа почти ровесница мне. Но все же реверанс я сделала, после чего блондинка залилась смехом: – Ну чего ты кланяешься, будто я сама государыня, прости Боже? Я такая же, как и ты. Ровна ты мне. Ну, чего стоишь? Проходи, садись.
– Кто ты такая? – буркнула я, но через мгновение пожалела о сказанном, смотря, как лицо моей собеседницы приобрело угрюмость: – Да-да, сразу видно, что не подружимся мы. Я к тебе со всей душой, любезничаю, а ты грубишь?
– Прости, я не хотела тебя обидеть, – извинилась я, опуская фиалковые глаза
– Ладно. Я не обижаюсь. Меня зовут Лилини Зинг, я фрейлина ее величества, думаю, ты и сама об это знаешь. Ты то кто такая? – оценивающий взгляд собеседницы опять скользнул по моему лицу и платью.
– Меня зовут Вивиана Бломфилд, я приехала из Уэльса. Лилини, а кто те две девушки, что были здесь несколько минут назад?
– Одна из них – Мирин, моя сестра, полная противоположность мне. Она такая замкнутая, чопорная, что общение с ней – истинная мука. А вторая – Шекена, сирийка, чудом попавшая во дворец. Этой мусульманке и вправду повезло. Когда арабские бедуины совершили набег на город Сирии, семья Шекены была вынуждена бежать в Англию, к дальним родственникам, которые, как потом выяснились, умерли два года назад. В Йорке презирали и презирают всех посланников пророка Мухаммеда и поэтому родителей Шекены убили на площади около Маргаритского монастыря, а девочку взяли в плен, как рабыню. Однажды, когда сирийка с другими невольницами работала на палящем солнце, проезжала неподалеку карета самой королевы. Ее величеству стало жаль девочку, которую тогда били палками, и она взяла ее с собой в Лондон. Три года Шекена обучалась в придворном пансионе, а на двенадцатом году жизни вошла в свиту Екатерины Арагонской. Сейчас ей около пятнадцати, и эта единственная история, которую я услышала из уст молчаливой мусульманки. Мне жаль Шекену, девушка она хорошая, добрая, зла никому не желала и не желает. А такое горе обрушилось на нее много лет назад. Несправедлива все-таки судьба, – я услышала, как задрожал голос Лилини. Возможно, эта печальная история задела струны и в ее душе. Увидев, как одинокая слезинка скатилась по щеке фрейлины, я предпочла молчать о дальнейших вопросах. В каждого человека есть тайны, секреты, которые гложут и медленно истязают душу. И когда эти тайны озвучиваешь, в душе будто что-то лопается, что-то теряется. Покачав головой, я попыталась собраться с мыслями, но что-то не давало мне покоя.
– Лилини, ты слышала, что произошло с фрейлиной Каримни? – моя собеседница тряхнула
