нём. В них он выплёскивал всю свою ненависть на эту мразь…на эту мразь и собственное бессилие. Сейчас, когда таким важным казалось добраться до тела Тины, он ненавидел себя за немощность.
Король остановился, увидев, как рядом с ней словно из ниоткуда появилась пара чёрных сапог, голенища которых были закрыты тёмным плащом. Влад закричал. Нет, только не это! Попробовать. Он не хотел большего. Он до дрожи в перебитых коленях боялся потерять драгоценные минуты, которые могли спасти её.
Король не видел ничего. Кровавые слезы застилали его глаза, а когда ему удалось сморгнуть их и вскинуть вверх голову, он увидел, как бережно, словно ценный груз опускает тело Кристины перед ним…его брат.
Молча. Глядя в глаза Влада, укладывает её на землю и поворачивает побледневшее, но всё ещё такое красивое лицо племянницы к отцу. Медленно дрожащими пальцами проводит по распущенным волосам, золотом лежащим на белом снегу. Словно прощаясь с ней. Безмолвно ставя самый страшный диагноз. Приговор, который вынес сам себе Воронов, увидев безысходность, затаившуюся в бесцветных глазах брата. Безысходность и самую настоящую боль, сострадание на его лице. Словно он тоже переживал эту потерю.
– Нееееет, – Король уронил голову на грудь дочери и зарыдал, – нет, девочка моя… нет, Тинааа…Нет…нет…
Спазмы боли по всему телу, от них немеют истерзанные мышцы, а ком в горле не позволяет сказать больше. Так много он не успел сказать ей.
Мокану молчит, позволяя ему проститься со своим ребёнком, и, видит Бог, если бы тот сказал хоть слово, Влад вцепился бы в его глотку клыками.
Единственное, что позволил себе Ник – сжимать пальцами вздрагивающее плечо Влада…пока король вдруг не понял, успокаиваясь, что чувствует, как вливается в его тело тепло в месте, где лежала ладонь нейтрала.
– Почему?
Влад думал, что потерял голос в своем крике, но всё же сумел выдавить из себя этот вопрос. Ник в ответ лишь покачал головой, и его лицо исказила ещё одна судорога боли.
– Я не мог по-другому.
Он отвечал на другой вопрос. На тот, который задавал каждый из них все эти месяцы войны. Он впервые на памяти Влада…оправдывался? Словно понимая, что это будет последнее, что услышит его кровный брат.
Он отвечал на другой вопрос так, словно этот, заданный только что, не имел значения. Словно ответ на этот и не требовался.
– И я не мог, – скорее губами, чем голосом, но Мокану кивнул, давая знать, что понял. Что не мог король поступить по-другому…и не сказал то, что срывалось с его губ, то, о чём король думал, отрешённо глядя на спокойное лицо Кристины. Что всё же мог…мог поверить. Ник не сказал, зная, что, когда уберет свою руку, когда поможет Владу добраться до укрытия, а, может, и раньше – когда скажет то, что увидел в заснеженном лесу почти у границы с Мендемаем…король сам возненавидит себя за это.
Влад перевёл взгляд на свою дочь…сколько он любовался
