тебя, Бэмби, – ответил Даня, глядя на меня внимательно глядя на меня своими карими глазами. – Да и понятное всё это. Я тоже переживаю. Но уверен, что все будет хорошо. Твой дед еще всем покажет!
Я улыбнулась ему в благодарность за поддержку, и мы вместе вошли в двери отделения.
Что бы я делала, останься бы в той ситуации одна… Страшно представить.
Без Дани мне не справиться бы было.
Но он есть. Но со мной. И никуда не исчезнет… Верю в это.
14.
– Дед… – бегом бросилась я по палате к нему. Мне было просто необходимо прижаться к нему, почувствовать его тепло и услышать, как стучит его сердце. Эти сутки, когда он был без сознания, я прожила как на иголках. И ведь во всём виновата сама…
Остановилась возле его постели и осторожно присела на стул рядом, а потом всё же прижалась к нему и обняла – осторожно, чтобы не задеть провода медицинских аппаратов, к которым всё ещё был подключен мой дедушка.
Он пришёл в себя ещё ночью, состояние его стабилизировалось – слава небесам!
Однако о переводе в обычную палату в ближайшие сутки речи, конечно, не вели врачи. Необходимо было пока ещё наблюдать. Организм немолодой, в любой момент ситуация могла измениться и ухудшиться, но об этом я не позволяла себе думать.
Верила же я, игнорируя все остальные доводы разума, что Даня встанет, и ещё будет жить как полноценный человек. И так оно и вышло… Теперь нужно точно также верить в деда. А вдруг сила мысли и в самом деле имеет вес и способна материализоваться?
Говорят же, что наша вера в победу – уже половина успеха, что самовнушение играет очень большую роль в нашей жизни, а эффект “плацебо” порой спасает не только нас самих, но и наших близких, кто уже потерял веру и силы бороться, но получил их снова – через нашу веру в них.
– Огонёк… – слабо улыбнулся мне самый родной на земле человек. Как я только могла его так подвести? Безголовая и безответственная! Да и Бодров тоже хорош, совсем мне голову задурил… Он погладил меня по голове, что лежала на его груди, свободной от проводов рукой. – Это ты.
– Я, дедуль, я, – подняла я голову и улыбнулась ему. – А ты сегодня прямо бодрячком. И это, кажется, румянец у тебя на щеках?
– Ну, уж… Румянец, – крякнул дед. – Но получше себя чувствую, чем вчера.
Улыбка сошла с моего лица. Я снова вспомнила события вчерашнего дня, меня опять поглотили страх и острое чувство вины, что кололо тупой шпагой сердце.
– Прости меня. Пожалуйста… – прошептала я и закусила нижнюю губу. От стыда хотелось разрыдаться, но я не хотела расстраивать деда снова – сейчас волноваться ему категорически нельзя. Если я снова стану катализатором нового рецидива для него, то просто не смогу себя за это простить никогда. Я должна вести себя как взрослая и уметь держать себя в руках. Детство, когда мы не несли ответственность за наших родителей, осталось позади. Отныне за каждый свой поступок придётся нести ответ, ни одно действие нельзя совершать, не думая о том, отразится ли это, и каким образом, на нашей семье. – Я так виновата. Я не предупредила тебя, что мы…
