с похоронным маршем и волчьим воем. Никогда. Никакого хоккея, никакого льда, и тем более никакого Дымова. Ни за что. Только что делать, если Егор придёт снова? Он узнал меня и обязательно придёт. Ответ один – бежать. Только куда? На другую квартиру? В другой город, в другую жизнь? Точно нет.
Егор
Ещё не рассвело, когда я въехал на парковку у комплекса. Машина стояла всего одна. Кузнецов всегда приезжал спозаранку. Слышал как-то, как парни из команды ржали, мол, ночует на катке. Только самому мне было не до смеха.
Сонный вахтёр вяло поприветствовал меня и поплёлся за кофе.
– Кузнецов у себя? – окликнул я.
Вахтёр кивнул.
– Приехал незадолго до вас.
Выходит, на катке он всё-таки не ночует. А было бы кстати. По крайней мере, сегодня. Потому что сам я ни хрена не спал. Колесил по Садовому до тех пор, пока глаза не начало драть. Нажрался бы, да только давно усвоил: от выпивки толка никакого, становится лишь хуже. Мало того, что ничего не вернёшь, так ещё и потеряешь то, что есть.
Громко постучав, я открыл дверь тренерской. Кузнецов вскинул голову. На лице ясно читалось: я последний, кого он рассчитывал увидеть.
Ничего не говоря, я подошёл к столу и кинул распечатанные снимки. Ему хватило взгляда, чтобы уловить, кто на них.
– Она не в Америке.
Кузнецов промолчал. Меня раздирало на куски, а он молчал! Снова посмотрел на фотографии, затем на меня.
– Может, её и зовут Полина Кузнецова, но она не ваша дочь. Я знаю её. Её фамилия Пепелева. Полина Пепелева.
И опять ответом мне был взгляд тренера. Ещё более тяжёлый и пристальный, убедивший меня в собственной правоте.
Дверь в кабинете была одна. Служила она и входом, и выходом. Кузнецов отлично понимал, что раз я сюда вошёл в это дрянное мокрое утро и с этими снимками, то выйду только с ответами.
Поднявшись, он поставил чайник. Бросил по пакетику чая в чашки, не спрашивая, положил по три куска сахара.
– Полина – моя дочь, – сказал он, не глядя на меня. – Приёмная дочь.
Я сжал зубы. Чайник шумел всё громче и громче. Леонид задвигал ящиками. На стол полетела надорванная пачка печенья. Я ждал, когда он продолжит, но долго делать это не пришлось. Чайник не успел выключиться, как Кузнецов заговорил:
– Я удочерил Польку около десяти лет назад. Если ты знаешь её, должен знать, что случилось с её семьёй.
Само собой, я знал.
Леонид глянул мельком. Я молчал.
– Мы с её отцом были приятелями. Когда он пришёл к нам штатным врачом, я только начал тренировать. Ну и как-то пошло… А потом эта авария. Я сразу хотел помочь, но жена была против. Старая корова! – выругался он в сердцах сквозь зубы. – Надо было сделать по-своему. Своих детей у нас не было, но она всё на что-то наделась. Бабе под жопу полтинник пёр, а она не хотела признавать, что бесплодна. А я, дурак, всё слушал… – Он поморщился.
Чайник щёлкнул, и Леонид разлил по чашкам кипяток. Поставил на стол, кивнул на печенье. Мне кусок в горло не лез, а он взял одно, подсохшее,
