должны быть свои правила. Это значительно облегчает понимание и дает четкое представление о возможных действиях.
– Каких действиях?
– Что допустимо, а что – нет.
– Что же ты считаешь недопустимым? – настороженно шепчу я.
– На самом деле у меня таких пунктов много, – заявляет мой кумир.
– Ты точно Миша Тихомиров? Звучишь сейчас, как какой-то диктатор, – язвлю я.
Его это нисколько не смущает.
– И это мы должны обсудить подробнее. Когда тебе будет удобно?
Меня так и подмывает ответить, что никогда. Но я ведь сама заинтересована в том, чтобы что-то изменилось между нами. Причем изменилось кардинально.
– Давай завтра вечером, – выговариваю я почти спокойно. Отодвигаю встречу, чтобы иметь возможность подготовиться. Стоит хорошенько подумать о том, какие условия выдвинуть со своей стороны, чтобы «не продешевить» и… создать определенную провокацию. – Тебе подходит? – уточняю идеально вежливо.
– Да, отлично, – кивает Тихомиров. – Я заберу тебя в семь.
– Хорошо, – повторяю его движение. – Теперь я могу идти? Знаешь, – важно, как бы между прочим, замечаю я, – у меня еще дела…
Договорить не успеваю. Да что там! Забываю обо всем и о необходимости дышать, когда Миша шагает ко мне, наклоняется и без каких-либо предупреждений прижимается губами к моим губам. С опозданием осознаю, что его крупная сильная ладонь в этот момент давит мне на затылок, а сама я испуганно упираюсь нервно стиснутыми кулаками прямо в его горячую и одуряюще твердую грудь.
Это не настоящий поцелуй. Он не раздвигает мои губы, не пытается их сминать и как-то захватывать. Непобедимый просто прижимается ртом к моему рту, и тем самым запускает под моей кожей в оцепеневших от напряжения мышцах жгучие молнии.
Не знаю, сколько длится это мгновение, но я, кажется, успеваю смотаться в космос. Плавно шмякаюсь обратно, когда Тихомиров отрывается и напоследок обжигает мои губы своим дыханием. От этого их так сильно щиплет, что я не в силах сдержать нервное движение языка – облизываюсь.
– Можешь идти, – отпуская на словах, взглядом держит.
Пошатнувшись, мягко отталкиваюсь, чтобы встать обратно на всю стопу. Потому как, оказывается, в процессе я сама к нему тянулась. Шумно выдыхаю и резко разворачиваюсь. Не прощаясь, ухожу. Шагаю при этом, как робот. Губы нестерпимо покалывает – я их уже кусаю. Под кожей носятся волны жара. В голове творится полнейшая сумятица.
Он будет так делать всегда?
Ну да, ведь в этом ничего запредельного нет. Но, Божечки, как же я буду это переживать? А если Миша дальше пойдет? Меня целовали раньше. Целовали по-настоящему. Я же не совсем дремучая. Просто… Что-то не так именно между нами. Между мной и Тихомировым. Он лишь прикасается, а меня насквозь прожигает током. Шарашит так, что я выстреливаю.
Это странное состояние немножко спадает, но полностью не проходит. Ни через час, ни через два. Хожу по ателье, разговариваю с мамой, Мирой и тетей Полиной,
