до свадьбы заживёт, – улыбается медсестра своими яркими губами и оставляет нас передохнуть.
– Слышала, Ась, до свадьбы заживёт. У нас же будет свадьба?
– После учёбы и только так, Гриш. Мне ещё не хватало твою карьеру портить.
– Ты бы не испортила.
– Нет. Рано ещё. Ну, какие из нас сейчас муж и жена? – спрашиваю со смехом, а потом резко выпрямляюсь, чувствуя, как волосы на затылке шевелятся, а тело кусают мурашки.
– Да, точно, Гриш, какой из тебя муж? Ты же даже на руки её поднять не сможешь, – влезает Одинцов, прислонившись к дверному косяку. Я невольно бросаю взгляд на часы. Три. Не будет же он на полном серьёзе меня ждать? Не после всего!
– Выйди отсюда!
– А я сегодня поднимал, да, Ась? Понравилось тебе, как я тебя в машину запихивал?
Это звучит настолько двусмысленно, что тянет оправдаться.
– Не слушай его, Гриш. Он просто дурачится. Издевался надо мной сегодня, хотела сбежать.
– Да, да, от меня прямо-таки все норовят сбежать. Особенно на утро.
– Ты можешь выйти! Нас от тебя тошнит! – вскакиваю, готовая почти в бой вступить, ударить, просто закрыть ему рот!
– Чёт тебя не сильно тошнило сегодня на заднем сидении, – скалится он. Зачем он это делает?
– Прекрати! Не было ничего! – впервые повышаю голос. Зачем он это делает?! Зачем подходит так близко, обдавая всё тело запахам горькой сладости?
– Может, и не было, но ты попробуй его в этом убедить теперь. Я в машине жду десять минут. Не придёшь, снова придётся на мне поскакать, моя козочка.
Рука дёргается, но Одинцов головой качает.
– Не смей даже…
Сжимаю руку в кулак и падаю рядом с Гришей, когда этот чёртов демон покидает, наконец, медпункт.
Возвращается медсестра с покрасневшими щеками. Он вообще не может мимо ни одной юбки пройти.
– Ась, вы…
– Нет, Гриша! Ну, что веришь придуркам всяким. Ему просто нравится меня на эмоции выводить.
– Наверное, потому что ему нравятся твои эмоции.
– Нравятся?
– Ага, ты, когда злишься, становишься очень красивой. Ну, в смысле ты всегда красивая, но сейчас особенно. Прости, – он отводит глаза, которые почти не видно за распухшим ртом.
– Ничего. Просто это ерунда. Пойдём на автобус, Гриш. Не поеду я с ним.
– Если поздно приедешь, влетит от отца, знаешь же. А за мной дядя сейчас приедет.
Вот это в Грише и бесит. Абсолютная лояльность ко всем, неумение постоять за себя, за меня. Злит это его «знаешь же». Но я проглатываю это и просто встаю.
– Тогда до завтра.
– Наверное, вальс я с таким лицом танцевать уже не смогу.
– Да и мне не светит, не переживай. Будем стоять в уголке, как обычно.
– Но ты же занималась, хотела…Платье сшила…
– Ну, и что? Что, последний раз вальс буду танцевать, что ли? – смеюсь я и вывожу Гришу на
