оплачивать твою квартиру, – убрал пальто в шкаф. – Ты больше её не снимаешь.
– Что?! – подавилась я выдохом.
Его самоуверенность переходила все грани. Не обращая на меня внимания, он пошёл в сторону кухни.
Да чёрт подери! Нагнав, я схватила его за рубашку.
– Мне нравится моя квартира, Серебряков! – рванула. – И отказываться от неё я не собираюсь!
Он посмотрел на мои пальцы. Потом на меня.
– Ты уже это сделала.
Сама того не желая, я разжала пальцы. Моя жизнь только-только начала приходить в порядок, только-только я начала выстраивать её после развода. Кирпичик за кирпичиком, ниточка к ниточке. Маленькая студия не в самом лучшем, но достаточно хорошем районе, редкие походы в булочную за углом и кинотеатр в ближайшем торговом центре. После последних месяцев брака всё это было для меня, как глоток свежего воздуха. Только Якова не беспокоило, что мне нужно дышать.
– Ты сволочь! – бросилась за ним снова. – Ты…
– Кто я? – тот же взгляд. – Мерзавец? Сукин сын? – включил кофемашину и, когда та загудела, медленно приблизился ко мне. Лениво, как крадущийся хищник. – Кто? – вкрадчиво.
Я отступила, и он пренебрежительно усмехнулся. Как и вчера вечером отчётливо давая мне понять, что чувствует мой страх. Что осознаёт свои возможности и свою власть.
– Придумай что-нибудь новое, Мирослава, – поймал меня за верёвочку капюшона и, наматывая её на палец, потянул на себя.
Я сделала шаг назад, но он в момент схватил вторую. Намотал и её. Капюшон стал затягиваться, отступать было некуда. Я стиснула зубы. Задрала голову и упрямо, с яростью ответила ему прямым взглядом. Это вызвало у него новую усмешку. Верёвка, словно поводок, становилась всё короче, костяшками пальцев он уже касался моего горла.
– Порой мне даже нравится твоё упрямство, – он говорил тише, чем работала кофемашина, но каждое его слово резонировало внутри меня. – Но оно начинает мне надоедать. Не заставляй меня переступать черту, Мира.
– Разве ты её ещё не переступил? – слова царапали горло. Отвечать ему, чувствуя пальцы на шее, было трудно.
Не выпуская верёвок, он водил туда-сюда костяшками и смотрел при этом мне в глаза. Нет, не переступил. И что в его понимании было переступить эту самую черту, я боялась представить.
– Достаточно, – взялась за верёвочки возле его руки.
Кофемашина умолкла, и он, выпустив их, достал из холодильника сливки.
Ноги подкашивались, хотелось на что-нибудь опереться. Я понятия не имела, пришёл он сегодня за моим согласием или за чем-либо ещё. Поначалу уверенная, что ни за что не поддамся, теперь я уже не знала, смогу ли выстоять. Он лишил меня самостоятельности, запер в квартире, выхода из которой не было. Сколько угодно я могла орать из окон – единственными, кто мог меня услышать, были птицы. Хотя даже они не поднимались настолько высоко.
– Оденься и собери вещи на пару дней, – открывая бутылку со сливками, выговорил Яков.
– Зачем?
