Его больше не было. Точнее, ее. Девочки, к рождению которой Леська так одержимо готовилась. Серега видел все эти разноцветные микровещицы, мультяшную детскую комнату – кроватку с нелепой балдахинной конструкцией, ряды тюля, рюшей и бантов, навороченную коляску, разнообразные игрушки, черно-белые снимки УЗИ… Он, вроде как, тоже привык к мысли, что ОНА появится в их семье.
«И… что теперь?»
– Серый, – обрадовалась. – Серый…
Улыбнулась. Пошевелиться не пыталась. В руке сидела игла капельницы, а Леська боялась одного их вида.
– Серый…
Машинально двинулся к больничной койке.
Никакие слова на ум не приходили. Что тут скажешь? Не спросишь, как самочувствие и психосостояние. Понятное дело, очень хр*ново.
Мать ударилась в плач. Отец, и тот – туда же. Не скулил и не завывал, конечно. Скорбно утирал обильно скатывающиеся по щекам слезы.
– Мам, пап, – как-то слишком сурово одернула их Леська. – Езжайте домой.
– Ну, как же? – тут же воспротивилась мать. – Мы тебя не оставим. В такое время… Мы должны все вместе… Ой, Божечки… За что нам?
Алеся осталась непреклонной. Заявила даже, что от их стенаний ей только хуже становится, и потребовала оставить ее до утра.
– Жизнь такая скотская… – тихо прошептала после ухода родителей. – Я так устала. У меня сил совсем не осталось.
Он сидел на краю койки и смотрел в ее несчастные глаза, практически не мигая. Пытался понять, почему же он, сволочь, в эту минуту так спокоен? Нет, он, конечно, не хотел, чтобы сестра горевала. Желал ей исключительно добра и счастья. Ненавидел, когда ей делали больно. Но осознать чувства Леськи, разделить эти мучительные переживания у него не получалось. Внутри, будто неживое, все застыло.
– Они вынули ее из моего живота… мертвой, – делилась Алеся, не поднимая взгляда. – Я думала, трагедия – когда выкидыш на десятой, двенадцатой… Потерять ребенка, которого чувствуешь… знаешь, что она вот-вот родиться… по имени ее зовешь… Серый, вот это – настоящий ад.
Не понимал, зачем она говорит, если все слова настолько тяжело ей даются. Но хранил молчание, как и всегда, давая ей возможность высказаться.
– Я больше не хочу пытаться. Я не буду. Ни за что. Никогда. Я так устала. От боли. От слез. От взглядов этих… – сомкнув веки, откинула голову на подушку. Тяжело перевела дыхание. – Слава, мама, папа – они умирают от своего чувства горя. Мне же приходится справляться самой, словно мои чувства, моя трагедия – равносильны их. – Посмотрела на брата, в поисках поддержки. – Серый, разве моя боль не смертельнее? Я – мать. Я погибаю с каждым своим ребенком.
Кивнул, неспособный на что-то большее. Взял за руку. Ему ничего не стоило, а ей – было необходимо. Сжала его ладонь изо всех сил и, наконец, заплакала.
– Обещай, что женишься и заведешь детей, – после слез на сухих губах сестры появилась слабая улыбка. – А я обещаю любыми путями подружиться с твоей женой, чтобы она разрешала мне возиться с племянниками.
