подчиненной Анны. Хотя куда им до наших с Таиром… Боже мой, сколько еще я буду его вспоминать… Мучить себя воспоминаниями, колоть начавшую заживать рану. Мама говорит, что мне давно пора «устроить личную жизнь». Устроить, понимаете? Вдумайтесь в смысл этого слова. Я сама должна как-то строить счастье. Искусственно привлекать в свою жизнь любовь. Ну не бред ли? Помыслив об этом, фыркаю, не стесняясь пассажиров. Пусть думают что хотят…
Настроение стремительно падает, а дождь за окном усиливается. Сумерки мягко опускаются на крыши домов, согревая их, как теплое одеяло. Редкие звезды вспыхивают, раскрашивая темно-серые облака в разные оттенки ванили. Бреду по улице, прищуриваясь в темноте. Где же этот дом шестнадцать? Оборачиваюсь, завидев освещенный «карман» узкой улочки. На крыше одноэтажного каменного дома поскрипывает от ветра флюгер, а крыльцо и калитку заливает голубоватым светом фонарь. Подхожу ближе и неуверенно вскидываю руку. Не сомневайся, Рокси, сами же звали… Уверенно жму кнопку домофона, тотчас заслышав пробирающий до мурашек баритон в динамике:
– Входите, пожалуйста.
Ступаю по широкой дорожке из камня, бегло осматривая двор: уютный, небольшой, засаженный туями и березами… Все, как у обычных людей. Может, эти Апраксины и не такие страшные? Опускаю дрожащую ладонь на ледяную ручку и толкаю дверь, вмиг погружаясь в атмосферу тепла и коктейля ароматов. Пахнет свежемолотым кофе и костром. Совсем немного – свежей краской для стен.
– Ау… Я вошла. Я… Я из агентства «Родные люди».
– Подождите в гостиной.
Замираю посередине огромной светлой комнаты, впиваясь взглядом в пылающий камин. Вот бы подойти ближе и погреться… Может, хозяин разрешит? Зябко ежусь, опуская взгляд на свои ноги – носки промокли, а стопы теперь оставляют на блестящем паркете позорные некрасивые следы.
Все-таки подхожу ближе и снимаю куртку. Выставляю ладошки вперед, закатывая глаза от наслаждения. Тепло… Уютно, хорошо, наверняка, счастливо… На плечи опускается спокойствие, робко и неуверенно, как воробышек. Тишину дома нарушают тяжелые шаги и детский тоненький плач. Слышу, как мужчина чертыхается и что-то роняет. Ну, что ж… Подожду, с меня не станется.
– Извините за небольшую заминку, – раздается за спиной его голос.
Оборачиваюсь, вмиг врастая в пол. Теплый от огня, теперь он кажется ледяным и вязким, как болото. Не могу и слова вымолвить, завидев его – Абу-Таира и Данила Орлова в одном лице. Огромный, широкоплечий, кареглазый… Настоящий воин – он сверлит меня ошарашенным и одновременно ненавидящим взглядом.
– Таир? То есть Данил? А ты… Ты как…
– Паспорт живо! – рявкает он, держа крошечного малыша возле груди.
– Вот… – хриплю, протягивая документ.
– Роксана Корсун? Серьезно, Катя? И чем тебе не угодило твое имя? Оно тоже было ненастоящим, как твои чувства, поступки,
