в её возрасте. Ей ведь восемнадцать, и она вольна делать что угодно и с кем угодно. К тому же, повторяю, к Шакалу она села в машину добровольно. А вот к тебе у органов могут возникнуть вопросы.
– Ты прав. С самого начало надо было по-людски разбираться. Дай-ка я Регине позвоню, – набираю номер Мириной мамы, она не сразу подходит к телефону. Спохватившись, смотрю на часы – уже за полночь. Хочу сбросить звонок, но в трубке раздаётся томный голос. Судя по музыке и голосам, Регина не одна. Начинаю без обиняков: – Ваша дочь вернулась?
– Я не дома, – растерянно отвечает Регина, но тут же берёт себя в руки: – И что за допрос среди ночи?
– То есть ваша дочь сбежала, и вы тут же отправились в загул?
– Никита Петрович, дорогой, – выдыхает Регина в трубку. – Я так разочарована её поступком… Мне тоже нужна поддержка. Подружки вот вытащили развеяться.
Хочется пожелать ей схватить французский насморк[1], кукушка, а не мать! Говорю, едва сдерживая гнев:
– Не забудьте меня набрать, если она позвонит или появится.
– Да-да, я помню! – клянётся Регина и цыкает на кого-то. Слышится мужской шёпот, но слов не разобрать. Сбрасываю звонок и вылетаю на Тучков мост. – Макс, ну как так? Мы два абсолютно посторонних мужика носимся среди ночи, как курицы-наседки в поисках глупой цыпы, а её мамаша отправилась кутить с друзьями.
Макс зевает, прикрыв ладонью рот:
– Так, может, по домам?
– Нет! Я этого так не оставлю. – Передо мной встаёт образ Миры. Не похожа она на девочку лёгкого поведения. Скорее малышка росла папочкиным цветочком, как моя Марина. И мой долг перед Серёгой и самим собой не дать никому сорвать и растоптать этот цветок.
Первый клуб мы находим не сразу, вывесок на таких заведениях нет. В эпоху бутлегерства в Штатах подобное процветало сплошь и рядом. Но мы-то живём в эпоху… Впрочем, спрос на древнейшую профессию, похоже, не исчезнет никогда. Доступных женщин, как и алкоголь, запретить невозможно. Спрос рождает массу предложений.
Макс, переговорив с охранниками, подмигивает мне. Проходим через небольшой зал, освещаемый бликами стробоскопов. Под тягучую музыку на сцене извиваются девицы. Мужчин не много. Утопая в мягких креслах, они следят за танцовщицами. Нас сразу проводят на второй этаж. По правую и левую сторону – двери, как в гостинице.
– Какую вам девочку? – интересуется наш провожатый, жуя жвачку. Светлые волосы зализаны назад, на вид не больше двадцати. – Блондинку, брюнетку, полную, худенькую?
Макс вопросительно смотрит на меня, и я принимаюсь описывать Миру.
– Брюнетка, восемнадцати лет, глаза такие большие зелёные, худенькая. Очень артистичная… Волосы ниже плеч, волнистые.
Макс пихает меня локтем и шепчет:
– Тормози!
Парень смотрит на меня, как на извращенца и понимающе кивает:
– Есть такая. Совсем как вы описываете. Сейчас она придёт к вам, – парень называет сумму предоплаты. Глаза мои лезут на лоб.
– Сначала хочу
