глаза застилают слезы, внутри все трепещет от волнения.
Малыш еще совсем маленький, с горошинку, а у меня уже появляется чувство, что я не одна.
– Господи, ― шмыгаю носом и шепчу: ― Какое же это счастье!
– Обрадуйте мужа, ― подмигивает доктор. ― Заодно попросите его привезти самые необходимые вещи.
«Моего мужа уже обрадовала любовница! ― горько усмехаюсь я. ― Пусть воспитывает их общего ребенка. А мы и без него справимся».
Доктор зовет санитарку, та ведет меня в палату, а я по пути звоню отцу.
– Пап, ты когда с обеда поедешь, сможешь завезти мне вещи в больницу?
– В больницу? ― испуганно переспрашивает он. ― Маш, что с лучилось? Почему ты в больнице?
– Расскажу, когда приедешь, ― улыбаюсь я, не желая сообщать ему эту новость по телефону. ― Ты не волнуйся только. И маме ничего не говори. Я сама. Что там с сейфом, кстати? Не открыли еще?
Слышу недовольный вздох.
– Минуту назад вскрыли. Тут четыре пятитысячные купюры и документы на дом.
Мое сердце делает сальто, вниз живота ухает булыжник.
– В смысле четыре купюры? Т-ты… П-подожди… ― Хватаюсь за голову, начинаю быстро дышать. ― Пап, ты имеешь в виду, что там четыре пачки с пятитысячными купюрами, верно?
– Да какие пачки?! ― смеется отец. ― Говорю же, что здесь двадцать тыщ!
Не прощаясь с отцом, убираю телефон от уха и, выпучив глаза, зажимаю ладонью рот.
«Где остальные деньги?.. Почему их нет в сейфе? Они же всегда там лежали!»
Кажется, у меня сейчас остановится сердце.
Мне становится трудно дышать, ноги слабеют.
Я осталась без денег, без работы, без своего жилья, да еще и с ребенком под сердцем…
Глава 6. Она у меня еще попляшет!
Москва
Кирилл
– Сука-а… ― сквозь зубы протягиваю я, беру с тумбочки «крем после депиляции», который нашел в ванной, и наношу его на проплешины. ― Все волосы выщипала! Как я сегодня в баню пойду?!
Идти в эту баню хоть как придется. Я уже пообещал отблагодарить чиновника, который помогает мне с разрешением на строительство турбазы.
– Сам его позвал попариться, а теперь включу заднюю? ― вздыхаю я и смотрю на участок гладкой кожи среди густой заросли на груди. ― Озеро, мать его, посреди леса!
Подмышки и пах ― фигня, там не видно.
Не видно, но зато в этих местах было больнее всего.
Снова перед глазами появляется милая улыбочка жены, с которой она беспощадно отдирала эти долбаные полоски.
Я даже подумать не мог, что Маша на такое способна.
Меня аж перекосило от боли.
Как женщины это терпят?
Еще и деньги платят за эти адские пытки!
Мазохистки!
В прошлом году я наступил на гвоздь, но эта боль не сравнится с той, что мне пришлось испытать вчера.
