металлическую калитку и поднимаюсь, завидев Барсова… на краю.
– Все можно исправить, Барсов. Все будет хорошо… Пожалуйста, отойдите от края. – Произношу решительно, подкрадываясь к нему. Сердце стучит как набат.
Мужчина не реагирует, стоит молча, исследуя взглядом просторы нашего города.
– Вы… меня слышите? Я Софья Васильевна – ваш лечащий врач. Марк, вы меня слышите?
– Ага! Ха-ха! Запомнили все-таки. – Разворачивается он, широко улыбаясь. – Подходите, доктор, не стесняйтесь. Вы видели какая здесь красота?
В его пальцах тлеет сигарета, на плечах висит трикотажная кофта на молнии. Ветер теребит его густую темную челку и овевает мои разгоряченные щеки. И, правда, красота – под ногами покоится густой Таманский лес, вдалеке синеет поверхность пруда… И почему я никогда сюда не приходила?
– Вы почему курите, Барсов? У вас же черепно-мозговая травма? – возвращаю образ строгой мамаши.
– Ну вот… я опять Барсов. – Вздыхает он. – Голова не болит, меня ваша Зиночка замечательно обезболила. Я вообще мужчина, Софья Васильевна, потерпеть могу. И… надоело мне одному в палате лежать.
– Надоело? Так я вас в общую на шесть человек переведу, хотите? Ох… ну вы меня и напугали. Покурить можно и внизу.
– Будете? – Марк протягивает мне сигарету. – Я хотел побыть один, подумать…
– Я бросаю, – отворачиваюсь я. – И вам советую.
– Хорошо, что вы пришли. Тут есть что-то наподобие лавочки, давайте посидим. Мне поговорить с вами нужно.
Я впервые смотрю на него вот так… Прямо. И впервые замечаю, какие у него пронзительно синие глаза…
– Барсов, если вы опять начнете оправдываться, я… просто уйду, – фыркаю и отворачиваюсь, стремясь оторвать взгляд. Ну синие у него глаза… Что же теперь пялиться на женатого мужчину, как… В общем, вы поняли, как кто.
– Я не буду оправдываться. – Марк легко касается моего локтя и тянет к «лавочке» – деревянной перекладине между двумя цилиндрами. – Давайте присядем. Там и вид на город лучше… Э-эх! Лепота!
Он раскидывает одну руку в сторону, кривясь от подступающей боли и стирая со лба пот. Знаю – эффект обезболивания скоро пройдет. Раствориться, как пышные облака в густой синеве вечернего неба.
– Жалко, что нельзя второй рукой шевелить. – Вздыхает он.
– Ничего, Барсов. Скоро будет можно. Не забывайте, что через полгода придется снимать металлическую конструкцию.
– Значит, увидимся снова, Софья Васильевна, – улыбается он.
Симпатичный, черт… Зубы белые, губы очерченные, на лице трехдневная щетина. Но я уже не в том возрасте, чтобы таять от смазливой внешности. Все-таки взрослая тридцати четырехлетняя женщина, а не сопливая девчонка. Это за Павликом я бегала, как собачонка… Он был моим преподавателем в медицинской академии. Высокий, красивый – он входил в лекционный зал, а мое сердце пускалось в пляс. Я даже не слышала ничего, потому
