губами.
Полина взахлеб рыдает, пока Майя крепко сжимает мою руку. Гляжу на сестру, понимаю, она готова упасть в обморок от страха.
Глажу ее по спине. Моя очередь утешать.
– Что ты натворила!! Из-за твоей гребаной работы может погибнуть невинный ребенок! – шепчу бессильно, позабыв о Диане.
– Тётечка Машенька, с Лисой ничего не случится! – Дианка обнимает меня за ноги, держит крепко-крепко, пытаясь защитить от жестокого мира.
– Значит, так, – беру себя в руки. – Майя, отмени полицию, скажи, что нашли ребенка, бери детей, вызывай охрану, уезжайте домой. Маме ни звука о том, что произошло!
– Ты! – тычу Полину в грудь, – вызывай сюда своего родственника мента и оперов из агентства. Немедленно!
– Миша!! – кричит Полина в трубку.
– Спятила! Не вмешивай в своё дерьмо моего брата! – шиплю на неё, отбирая трубку, сама разговаривает с Мишаней: – Мишенька, мы очень заняты. Чмок-чмок, – выключаю телефон.
– Не надо рассказывать ни Мише, ни маме, ни моему мужу, что я потеряла собственную дочь!!! Сейчас поедем, заберем твою женщину, обменяем на мою дочь. Поняла?! А твой мент пусть решает вопрос с этим мужем отморозком.
– Маш, ты бы помягче с ней, – говорит с досадой Майка, собираясь в дорогу.
– Я буду мягкой, – заверяю сестру, – когда верну Алису.
Через час подъезжаем к метро, где назначена встреча. Чувствую себя пустышкой. Во мне даже эмоций не осталось от переживаний, только в груди адская черная дыра.
– Иди, – выталкиваю Полину из своего джипа.
– Что мне сказать Нине? Что она товар для обмена? – Полину всю трясет.
– Скажи правду, что на кону жизнь шестилетнего ребенка! Исправь ошибку, – молю со слезами на глазах.
Клим Красовский и опера страхуют Полину на улице, она же одна поднимается в квартиру Морозовой.
Минуты тянутся непростительно долго. Перед глазами пролетает жизнь.
Как так вышло, что у жизнерадостной девочки Маши сложилась такая непростая жизнь. В голове не укладывается. Родственники до сих пор не верят, через сколько пришлось пройти и выстоять.
Если бы ни Матвей, ни Майя, ни мама, я бы погибла. Морально.
По щекам стекают ручейки горячих слез. Думаю о Морозовой, которую прячет в социальном центре Андреева. Если бы не Полина, муж бы ее прибил. Жалко женщину. У нее не оказалось ни одного близкого человека, роднее, чем Полина.
Начался обмен. Опера перемещаются. Слежу за удаляющейся сутулой спиной Нины Морозовой.
Сердце колотится так, что отдается неприятными звуками отбойных молотков в висках. Перевожу взгляд на свои ладони, изучаю, чтобы не сойти с ума.
– Алиса! – вскрикиваю, завидев свою малышку, бодро шагающую в направлении дороги.
– Мамуля, дядя Глеб сказал, что всё будет хорошо. Разрешил кушать бургеры столько, сколько я хочу, – моя Мышка протягивает мне пакетик с едой. – Но я его не слушала, не ела. Ты не разрешила, –
