Адама теперь зависит, как выйти из всей этой моделируемой вот так на ходу ситуации.
– И о чём тогда его спрашивать? – задался этим вопросом к себе Адам, и в понимании того, что для того, чтобы всё это дело не дошло до вот таких вопросов, бросился занимать своё место за столом. И очень даже вовремя. Прямо перед подходом официанта к их столику. И такая расторопность ожидаемо Адамом вызвала в официанте крайнее лицевое неприятие его. И официант даже себе позволил забыть о своих служебных обязанностях и проявить пристрастность в его сторону – он всем своим недоумённым видом показывал, что он совершенно не понимает, что здесь делает этот тип, да ещё в такой близкой связи с этой интересной в предел гражданкой. Плюс он совершенно не понимает, как его допустили сюда, в приличное заведение, и ещё совершеннее не понимает, как его допустила до себя всё та же прекрасная незнакомка. Ведь таким безалаберным и в край неаккуратным людям, кто и о себе позаботиться не может, хотя бы приведя в себя в должный порядок, место только среди особого рода интеллектуалов анархического склада ума, кого никто не понимает из-за их мысленного хода понимания себя и всех других, и внешнего вида, не во что приличное не вписывающееся, и от того они вынуждены жить под мостами в личной автономии разума.
Ну а так как вот такие типы как Адам никого кроме себя не видят и не слышат, то с этой мольбой о помощи в плане разъяснить ему эту интеллектуальную коллизию, официант обращается в сторону Ламбады Розальевны. Кто однозначно найдёт слова объяснения для вот такого оксиморона. – Это мой личный маугли. Прямиком из Бомбея выписанный. Разве вы не знаете, что нынче в тренде иметь при себе неразумного видового сородича.
– И для чего это нужно? – всё-таки глуп и нравственно не развит этот обслуживающий персонал, видящий мир через призму своей частнособственнической колокольни.
– А как ещё человеку в себе растить нравственность. – Удивляется в предел умственной и душевной скупости людей Ламбада Розальевна. – Кто-то занимается благотворительностью, кто-то социологией, а мы, люди самой широкой сердечной конституции, занимаемся лично этим воспитанием в себе духа.
Ну а если быть ближе к настоящему, то взгляд официанта на Ламбаду Розальевну в себя включал другого рода вопрос. А его ввело в затруднение другого рода непонимание нахождение рядом с ним вот такого, в подмётки ей не годящегося типа. Она, мол, вся такая! А он вон какой!
На что Ламбада Розальевна доходчиво очень и попробуйте только мой взгляд как-то не верно интерпретировать, поясняет официанту. – Нет, я не с ним. А это он со мной. Вы всё верно уяснили? – с предельной жёсткостью вопрошает официанта Ламбада Розальевна.
И, конечно, официант всё как надо уяснил.
Чего не совсем достаточно для Ламбады Розальевны, и она добавляет. – Надеюсь, вы мне позволите побыть немного душевной и милосердной. – Здесь она кивает в сторону Адама, в чью сторону всё это ею предполагается проявить, и, конечно, официант ничего не имеет против.
С
