улицу.
Олег Николаевич. Так это Мареев был. Ему всё назначение отменили, а он всё бегает. Пока капельницу не поставили, не успокоился.
Мария. Олег Николаевич, а что это за комиссия Министерства здравоохранения, что завтра будет?
Олег Николаевич. Да она раз в год приходит. Всё бы ничего, да у нас проблемы. А их не спрячешь. Ну, посмотрят помещения, ну поговорят с персоналом, а потом будут задавать вопросы больным, мол, как вас лечат и всё такое. А у больного может запор уже седьмой день, а клизму не поставили. Вот тут-то комиссия и свою клизму ставит, только лечащему врачу и заведующей клиникой. Ну, от него и нам с Эдиком перепадает.
Входит Евгений Станиславович и подходит к Марии.
Евгений Станиславович. Мария, я хочу с вами поговорить, и не о мыле и зубной пасте. Присаживайтесь в кресло.
Мария. Видно, что вы писатель.
Евгений Станиславович. Да, бог наказал.
Мария. Как это?
Евгений Станиславович. Стоит написать пьесу, как бог снова усаживает меня за рабочий стол, и я пишу другую.
Мария. Так у вас проклятие какое-то: писать, писать, писать.
Евгений Станиславович. Это проклятие пожизненное и не зависит от места. Вот еду сюда в клинику и думаю: полечусь, а в сумке тетрадь и ручки. Вот уже две трети тетради исписал, выбросил одну ручку.
Мария. Так вы всё туже пьесу пишете?
Евгений Станиславович. Да-да.
Мария. А кто действующие лица?
Евгений Станиславович. Да все мы, больные, и от заведующей клиникой до санитара. Я удалил всех прежних действующих лиц, изменил количество действий, и имена я изменил.
Мария. А что же вы пишете на бумаге?
Евгений Станиславович. Да, письмо на ноутбуке быстрее и удобнее, но как-то решил, что ноутбук в эту клинику брать не буду и оказался прав.
В холл входит Степан Степанович и подходя к столу. Я вам не помешаю?
Мария. Нет-нет.
Степан Степанович садится в кресло.
Евгений Станиславович, показывая на Степана Степановича. Вот ещё одна жертва с проклятием писать.
Степан Степанович. Раньше я вёл следствия, и не одно и всё писал, писал, писал, дела, а теперь пишу об этом книгу. А тяга к следствию осталась. Когда я был молодой следователь, я проклинал свою работу. А теперь жалею по тем временам. Однажды, когда я был ещё молод, принёс рапорт. Полковник Стручков прочёл и сказал: да у тебя лёгкое перо, хорошо написано. А теперь я сам полковник, правда в отставке.
Мария. Александр Николаевич, а приходилось ли вам говорить кому-то, что у него лёгкое перо?
Степан Степанович. Нет. Сейчас нет следователя в моём понимании. Не было установленных в опасных местах видеокамер, записи с которых можно было посмотреть в любое время дня и ночи. Раньше мы были авторами рапортов о следствии. За информацией мотались по стране и миру. Знаете,
