всегда, пожалуйста. Но эти слесаря, долго у них никто не работал. Наверное, их не устраивал зарплата. Но, а ему, все равно было, где ему работать на данное время. Ему, главное, собрать на дорогу этих денег, и оставить какую – то сумму семье, пока он там, в Сургуте, не устроится на работу.
***
А тут ему, надо бы промыть рану, хотя бы, речной этой водою. Но прежде, надо ему еще дойти, или доползти, до этой говорливой с порогами речки. Приподнять бы себя, или лучше, черт с ним пиджаком, доползти бы ему, до этого берега. Но ведь он, не так и сильно от нее отошел; а с другой стороны, жалко ему все же от тропы сойти сейчас. Чувствует же он, вскоре будет опушка этого леса. Встать бы ему сейчас, собрать в один кулак, в едино силы, что у него еще есть, да доковылять как-нибудь до этой опушки леса, а после, черт там возьми! Пропади оно. Ведь после, не будет страха у него уже, что навсегда он останется в этом лесу. Но, все же, как же остановить ему из раны кровь? Может сначала ему перевязать рану нательной майкой, чтобы там после засох кровь, закрыл рану? Или может быть, и правда, доковылять ему сначала, до берега этой речки? И там, как бы приспособившись, остановить этот кровь из раны. Иначе, это впоследствии, должен же он понимать, не его пользу будет, с потерей крови. И он, конечно, это понимал. Но, вот, как же ему встать? Тут и поляна эта, где он все еще лежит на боку, чуть тут светлее, за отсутствием этих высоких деревьев. А земля тут, где он лежит все еще, задевая носом на этих павших и прелых листьев, чуть все же влажноватый. Наверное, в лесу всегда влажная земля. Но ему сейчас, все же, надо приподняться, не обращать на этот, сочившийся из раны кровь. Рубашка у него уже вся мокрая от крови, а о пиджаке, тут и говорить нечего, как бы ему плохо совсем, и правда, не стало. Он весь пропитан сейчас с лесной сыростью и своей кровью. Обидно даже было на него глядеть. В какую он перепалку попал, потерей контроля в поезде с незнакомцем. Доверился незнакомцу. Понимал же, не мальчик же, что страна его сегодня, как на поле сражение. Каждого, кого не бери, только выживал. Одни, воровали от нехватки средств, другие, грабили, а третьи, чтобы выжить, даже убивали, подобных себе особ. И не важно, кто перед ним: женщина, мужчина. Но ему сейчас, надо ли разглагольствовать, как живет страна? Не лучше ли, попытаться все же встать. И попробовать все же, доковылять до речки, хотя бы. Но возможно ли ему, это сейчас? Слишком он уж отошел от берега, или полотно железнодорожное, вначале его увела в сторону, а затем, уже поздно было ему к берегу возвращаться. Но ведь его влекло тогда по тропе, когда деревьев на его пути реже стали. Вот и торопливость подвело его. Шел бы нормальным своим ковыляющим шагом, да не упал бы, в очередной раз, споткнувшись торчащий на его пути, гнилому пню. Теперь, как же ему встать на ноги? Хотя, упал – то он, слава бога, легко. Под ногами было мягкая подстилка. И не так больно было. Но, вот, все же задел падением, снова на свою рану. Вот откуда у него сейчас этот обильный кровь. Его надо было остановить из раны любой ценой. Заляпать на рану, за отсутствием
