уже не до нас. Она запихивает в фумигатор таблетку и вставляет его в розетку.
– Не дрейфь! Она уснет, мы его вытащим и магнитофон-то твой запихаем! – шепчет мне на ухо этот гений заговора.
Но мы опять погорели. А все почему? Потому что бабушку, как врага на войне, надо оценивать правильно!
Стоило кхырам и пыфам обрести свою оглушающую мощь, я осторожно встала с кровати и подкралась к деду.
– Пора! – кивнул он мне.
На цыпочках подошла к розетке. Но стоило мне дотронуться до фумигатора…
– Олька, ты чего бродишь? А ну спать! – и как она только меня услышала! Вот храп свой не слышит, хотя про него вся деревня в курсе, а мои шаги – это пожалуйста!
– Таблетку меняю, эта плохая уже. Кусаются, – брякнула я первое, что в голову пришло.
– А, ну меняй и назад давай! Ходит она тут!
Делать нечего. Пришлось послушаться.
А на следующий день план созрел у деда.
Хитро мне подмигнув, он куда-то умчался, прихватив с собой магнитофон. А когда вернулся, подмигнул ещё хитрее и сказал одно лишь слово:
– Батарейки.
Кассетник перекочевал со стола, где я все время оставляла его на ночь, на мой подоконник.
Вечер был тихим, теплым. Прелесть, а не вечер. Дед обыграл меня в домино, а я его в карты. Бабушка заварила нам чайку на травах. Мы засиделись допоздна. А потом, довольные, разморённые и усталые, наконец разбрелись по кроватям.
Спать отчаянно хотелось, но деда подводить было нельзя. Зря, что ли, мы с ним все так хорошо устроили, чтобы бабушка покрепче заснула?
– Кхыр! Пыф-пыф-пыф-пыф-пыф…
Я тянусь к подоконнику, нахожу пальцем кнопку записи на магнитофоне, кассета щелкает…
Бабушка дулась на нас два дня. Надо же, какие мы, оказывается, неприятные личности! Такое провернуть! Но потом отошла. Пожалела нас. Да если б дед так храпел, она б ему… А потом даже напекла нам пирогов с капустой. Как без вины пострадавшим.
Я слушаю бабушкин храп уже который раз, и слезы бегут по щекам. Даже голоса ее не помню. А вот этот звук сохранился. И знаменитое "фью!" в конце записалось… Бабушки нет уже много лет. И я очень скучаю.
– Кхыр! Пыф-пыф-пыф-пыф-пыф… – губы шепчут в такт записи. Привет, бабуль.
Запись на кассете щелкает. Что же дальше?
3
– Кю-ка-ре-кюююю!
Вот честное слово, именно так он кукарекал! С невыносимой манерностью. И голосок-то был тошный, визгливый. Бывают визжащие петухи?
Слышишь порой кукареканье, и на душе веселей. Не кукареканье – песня. Сядет на забор этакий генерал, при шпорах да при мундире, и давай сочным зычным голосом заливаться. Под такие звуки и просыпаться легче. Эта песня тебя из сна как кавалер барышню выводит, аккуратно да под локоток.
Наш петух был не такой. И где только бабушка откопала это чудовище?
Во-первых, он был белый. А я, уж простите
