не в раю живём, – думала в свою очередь Тася, – зла в этой жизни и так с лихвой хватает, а стало быть, доброта и справедливость, дружба и любовь сейчас на вес золота, и их надо ценить. И ни в коем случае не приумножать зло своими руками".
И Ася, и Тася давно уже выросли. Ася всю жизнь проработала судьёй, брала взятки, выносила политически мотивированные приговоры по заказу сверху. Ей как могла противостояла родная сестра Тася, известная правозащитница. Когда кто-то узнавал, что они родственницы, очень удивлялся: как же так? Ведь в детстве они наверняка читали одинаковые книги.
"Книги мы читали одинаковые, – говорила в ответ Тася. – Да только каждая понимала их по-разному".
Хорошая рассада
Надежда Ивановна выгрузила из багажника зятьковой машины помидоры. Соседи так и ахнули, увидев рассаду. Пышные кустики, заботливо выращенные дома старшей дочерью, радовали глаз. "Ясно, у кого в этом году уродятся лучшие помидоры!" – думала пенсионерка, снисходительно разглядывая соседские кустики. Не то чтобы они были совсем уж чахлые, но конечно, не такие пышные, как у неё.
Воткнув своё богатство кое-как в почву, Надежда Ивановна быстренько побежала к Ильиничне. Сначала думала, надо бы полить рассаду, укрыть, а то ж холодно ещё, но желание поскорее обсудить с Ильиничной последние дачные сплетни оказалось непреодолимым. "Ладно, потом полью, укрою, никуда они не денутся, – подумала она. – Тем более, рассада хорошая".
От Ильиничны Надежда Ивановна вернулась уже глубокой ночью. На следующий день приехала Михайловна – грех было не посплетничать. Вслед за ней приехала Степановна. В итоге полить и укрыть помидоры удалось только через неделю.
Тем временем летние деньки постепенно клонились к закату. Соседи уже вовсю собирали помидоры. Рассада же Надежды Ивановны не дала ни единого плода. "Не понимаю, в чём дело? – жаловалась она своим соседкам. – Такая была хорошая рассада! Не иначе как кто-то сглазил!"
Автограф
Приснилось мне, будто я известная писательница, выступаю на собственном творческом вечере. Люди внимательно слушают мои стихи и прозу, аплодируют. Но вот в зал заходит президент. И отчего-то моё творчество ему не по нраву приходится.
"Пошлятина! Похабщина!" – кричит он на весь зал, хотя в своих стихах и рассказах я никогда не злоупотребляла эротикой.
Отчего он так решил – одному Богу ведомо. Но те, кто только что мне рукоплескали, вдруг начинают громко свистеть, крича: "Долой графоманку!" И вот в меня летят помидоры, тухлые яйца. Думаю: ну всё, конец моей популярности! Вроде бы культурные люди собрались, а ведут себя хуже диких обезьян!
Но вдруг посреди всего этого позора – букет цветов. Моих любимых – белых пионов. И я вижу, кто его кинул – парень с третьего ряда. Спасибо, родной! Как там говорил мой любимый политик: "Не стыдно быть в меньшинстве – стыдно быть в стаде!".
Просыпаюсь, думаю: приснится же такое! Только успеваю умыться, сделать себе кофе, как звонок в дверь. Открываю. Надо же
