лишилась дара речи, внутри у нее все сжалось, слезы застыли. Она смотрела на мужа блестящими, полными боли глазами.
– Разве это моя вина? – наконец вымолвила императрица. – Я не выполняла супружеских обязанностей? Не старалась изо всех сил тебя ублажить? Разве я не подарила тебе дочь?
– Я не обвиняю, а хочу понять, подходишь ли ты для роли, которая на тебя возложена, – вздохнул Константин. – Нам простительны многие пороки и слабости, пока мы исполняем свой долг. Но если он не выполнен, то никакие добродетели не станут для нас оправданием! У Лициния неоспоримое преимущество, сейчас его сын – мой главный наследник! Мы женаты уже десять лет, разве это малый срок? Я знаю, что у меня могут быть сыновья!
– Нам нужно еще постараться, – сдавленно прошептала Фауста.
Император угрюмо кивнул. Он поднялся, немного постоял, подобрал с пола далматику и вышел. Константин лег спать в покоях этажом ниже. Помимо отсутствия наследника, его тревожило то, в чем он не решался признаться даже самому себе. Спустя десять лет после развода к нему вернулась тоска по первой жене. Подкравшись незаметно, она день за днем все сильнее и сильнее сдавливала его жесткой хваткой. Император надеялся, что приезд Фаусты станет спасением, но ничего не изменилось. Он досадовал на нее и на себя.
Императрица рыдала, уткнувшись лицом в подушку. Когда у нее кончились слезы, она повернулась на бок и красными опухшими глазами долго смотрела на луну.
IV
Утром Константин почувствовал себя виноватым перед Фаустой. Но он, август Римской империи, глава семьи, не мог даже представить, каково это – просить прощения. Поэтому император решил быть мягче с супругой, сделать вид, что ничего не произошло, и больше никогда не повторять слов, сказанных минувшей ночью.
Фауста вышла к завтраку с опозданием. Служанки долго приводили ее в порядок после бессонной ночи, однако она все равно выглядела измотанной и несчастной. Константину было больно на нее смотреть, он старательно отводил взгляд. Ели молча. Даже дети притихли, чувствуя, что между родителями разразилась гроза.
С того дня, как Фауста покинула дом, в котором выросла, оставив нянек и подружек, самыми близкими людьми в ее жизни были Константин и Крисп. Со служанками она не сближалась, считала это ниже своего достоинства, часто меняла их, стоило кому-то провиниться или просто наскучить. Найти верную подругу среди придворных мешали лесть и подобострастие, с которым на нее все смотрели. На равных она могла быть лишь с мужем и пасынком, но они отдалились от нее. Константин не просто обидел супругу, из-за него Фауста почувствовала себя брошенной и одинокой.
Теперь у нее осталась только дочь. И хотя она души в ней не чаяла, глядя на девочку, Фауста не могла не думать о том, что до сих пор не родила наследника. Ее сводная сестра Феодора, которую императрица терпеть не могла, рожала почти каждый год в течение первых десяти лет замужества; шестеро ее детей достигли зрелости, из них трое мальчиков. Констанция подарила
