style="font-size:15px;"> – Мальчишка мнит себя великим поэтом, – усмехнувшись, сказала Дая на ухо Фаусте. – Я его узнала.
Юноша протянул жрецу свиток со своими лучшими стихами. Старик поднес пергамент к огоньку. Он разгорелся не сразу, но затем вспыхнул ярким пламенем. Жрец улыбнулся, словно огонь не жег, а только щекотал ему руку. Молодой поэт смотрел, как погибает его труд, с болью и нетерпением.
– Станаэль принимает твой дар, – произнес жрец, бросив почерневший свиток.
Вперед вышла стройная румяная девушка:
– Я прошу помочь мне найти мужа, состоятельного и уважаемого!
В ладони она сжимала воробьиные перья. Жрец кивком велел ей бросить их в огонь, который все разрастался и своими языками уже лизал соседние вязанки хвороста.
– Владыка принял твой дар!
Женщина с пробивающейся сединой в волосах умоляла спасти ее молодость и красоту. Она преподнесла в дар цветок, выращенный своими руками. Толстый пухлощекий мужчина просил успеха в торговых делах. Он долго не мог решиться кинуть в пламя свой первый заработанный золотой. Жрец рассердился и грубо ткнул его коряжистым посохом в грудь. Старик оказался на удивление силен, мужчину отбросило на несколько шагов. Лишь тогда он швырнул монету из-за спины следующего просителя. Фаусте показалось, что она услышала, как зашипело золото, хотя огонь еще не настолько разошелся, чтобы расплавить его.
– Вы все получите то, что желаете! – объявил жрец. – Станаэль никого не забудет!
Императрице хотелось поскорее подойти, но Дая удержала ее:
– Ты должна быть последней, о Божественная.
Молодой сутулый мужчина с темными курчавыми волосами просил мудрости. Он бросил в пламя шкуру змеи; язычки костра сделались зелеными. Женщина с неприятным хрипловатым голосом с отчаянием взывала к мести: подруга увела у нее мужа, а тот забрал детей. Она принесла тонкую острую иглу. Приняв дар, огонь заалел.
Вскоре для Фаусты все смешалось: люди, подношения, просьбы… Ее заворожило пламя. Оно разрасталось, переливаясь разными оттенками, и, казалось, тянуло к ней свои невидимые лапы. Императрица не сразу заметила, что голоса стихли. Почитатели Станаэля обернулись к ней и расступились.
– Подойди, дочь моя, – ласково обратился к Фаусте жрец. – Что ты хотела бы попросить у нашего господина?
Императрица растерялась. Дая мягко взяла ее ладони в свои и повела за собой. Они вместе прошли несколько шагов, затем рабыня так же плавно отступила. Дальше Фауста двинулась сама.
– Ребенка, – пробормотала она, подходя к жрецу, затем добавила уже тверже: – Сына! Я хочу родить сына, здорового и крепкого!
Старик вздохнул:
– Ты просишь Станаэля сотворить новую жизнь. Подобную честь надо заслужить. Что же ты преподносишь ему, раз просишь так много?
Императрица лишь сейчас обнаружила, что Дая вложила ей в руки два флакона и гребень, принадлежавший Констанции.
