переулке за книжным магазином. Выйдя из машины, она направилась к парадному входу. Там она на мгновение остановилась и оглядела фасад.
Он уже давно нуждался в ремонте. Декоративные дорические колонны, обрамлявшие стеклянные окна, крошились; песчаник изрядно пострадал от муссонов и от пьяниц, имевших привычку мочиться непосредственно на цоколь. К окнам были приклеены плакаты с рекламой книг и пропагандой различных политических убеждений ее отца – в том числе объявление о предстоящем митинге Партии конгресса. Над витриной, на декоративном фризе, прямо возле названия магазина были изображены сцены из зороастрийской мифологии: чудесные птицы, белые кони и сам пророк Зороастр, восседающий на вершине горы в окружении священного огня. По обоим краям фриза, взгромоздившись на выступающие постаменты, сидели два каменных грифа. Они взирали на прохожих сверху вниз, и намерения у них явно были самые недобрые. Чем старше становилась Персис, тем больше ее беспокоили эти откровенно парсийские эмблемы. Религия никогда не играла значительной роли в ее жизни, однако она понимала ее влияние на многих своих соотечественников. А в годы Раздела воочию увидела, к какому хаосу может привести слепая вера.
Персис не переставала удивляться, насколько общество в эмансипированной Индии похоже на то, каким было при прежних правителях.
Она помнила, как в далеком 1942 году наивной двадцатилетней девушкой слушала пылкую речь Ганди: «Вон из Индии!» Ослабленный Черчилль, добиваясь дальнейшей поддержки Индии в войне, послал сэра Стэнфорда Криппса обсудить смену политического статуса Индии. Но Черчилль уже показал себя двуличным человеком, так что его предложения отвергли и Ганди, и Джинна. На собрании Конгресса в Бомбее призывом к сплочению нации стали следующие слова Ганди: «Вот вам от меня небольшая мантра. Запечатлейте ее в своих сердцах и выражайте в каждом вашем вздохе. „Действовать или умереть“, – вот эта мантра. Мы или освободим Индию, или умрем, пытаясь это сделать, но мы не увидим окончательное закрепление нашего рабства».
И Персис тоже бросилась в бой. Она посещала митинги и выступала на дебатах в колледже. А когда Ганди попал в тюрьму, Персис вместе с тысячами других людей требовала его освобождения.
Но теперь эти дни казались далеким воспоминанием. Дух национального единства пошатнулся – и старые разногласия вновь дали о себе знать. Кастовые предрассудки, религиозные прения, экономическое неравенство. Богачи пытались всеми силами удержать свои позиции, а бедняков – жертв собственного невежества – снедала бессильная ярость.
Ганди бы разрыдался, если бы все это увидел.
Входная дверь была, как обычно, не заперта. Отец был твердо убежден: если кому-то взбредет в голову украсть книги – значит, он в них остро нуждается, но не может себе позволить, так что пусть берет на здоровье; а если это не так, то пускай уж лучше по городу ходят начитанные воры, чем неграмотные.
Свет горел тускло, магазин был погружен в полумрак.
У стойки никого не было. Магазин всегда открывался и закрывался в
