Коптельцева, это устраивало. Но Зайцев не принимал плату фальшивыми купонами. Не собирался бросать расследование.
Зайцев, не особенно скрывая, поглядел на часы над головой Ольги Дмитриевны. Представил долгую, темную, муторную дорогу обратно в угрозыск. По солнечной слякоти до платформы, потом электричкой от Фарфоровой. Хорошо бы успеть на поезд до того, как из проходной Фарфорового завода хлынет очередная смена. Скрипнул стулом. Вид у Ольги Дмитриевны был интеллигентный, но намека она не поняла. Ее страсть к немецким овчаркам была выше условностей.
Она пылала:
– …Естественно! А свои глаза на что? Конечно, когда нет знаний, опыта, то о чем речь. Только и достоинств – пролетарское происхождение! – выпалила она. И осеклась. Рука, маленькая и белая, замерла поверх грубой серой рукавицы.
Зайцев поспешил на выручку – сделал вид, будто не расслышал. Сменил тему. Подсунул ей список.
– Ольга Дмитриевна, а что, вот эти товарищи давно у вас работают?
Та слишком поспешно схватила листки в синих грядках букв. Слишком сосредоточенно принялась читать. Глаза опустила. Только заалевшее ухо выдавало. И еще рукавица – она снова переехала с края на край.
– Грачев, он у нас… Попова пришла после… Коробов начал как… Штиглиц, – бормотала она, – дай бог памяти…
Зайцев уже смирился с тем, что придется давиться вместе с возвращающимися в город работягами. Имена шуршали, сеялись. Усыпляли, как шум дождя. Одно звякнуло особенно увесисто. Зайцев пробудился, сперва решил, что ослышался.
– Эдгар фон Дюренбург? – повторил он.
Кошкина недоуменно подняла лицо: а что? Зайцев внутренне подивился, что на четырнадцатом году революции, после красного террора, чисток, высылок в советском учреждении, каким Клуб служебного собаководства при Осоавиахиме, безусловно, был, еще могли забыть осколок прошлого с таким вызывающим именем.
Кошкина прочла выражение его лица.
– Это ее дог – по кличке фон Дюренбург, – терпеливо-надменно пояснила она. – Первый приз на выставке 1914 года. А хозяйка – Палицына, Наталья Дмитриевна Палицына. Наш инструктор.
По уважению в ее голосе Зайцев понял, что товарищ Палицына могла похвастаться знаниями и опытом, а вот пролетарским происхождением – совершенно точно нет. Зайцев внутренне усмехнулся, не выдержал:
– Извините. А Штиглиц – тоже дог?
Кошкина одарила его убийственным взглядом.
– Это наш инструктор. Товарищ Штиглиц. Энтузиаст, преданный делу, – отчетливо произнесла она голосом, от которого ложились на брюхо немецкие овчарки и беспородные пустобрехи, по дурости купленные на государственную валюту.
Зайцев не стал донимать ее вопросами, не тем ли Штиглицам он родственник, Штиглицам-миллионерам и баронам? Вернее, бывшим миллионерам и баронам, бывшим владельцам бывшего
