никому не давала телеграммы о нашем прибытии, – а вот подполковника Сусликова встречают – сын, подросток лет четырнадцати. Он и увозит с собою родного отца, ранее бросившего его с матерью ради другой женщины. Как потом выяснила мама, подполковник был определён в военный госпиталь соответствующего медицинского профиля и вскоре умер. Даже как-то странно получилось. Война идёт, каждый день люди тысячами погибают на фронте, а тут военный человек умирает в глубоком уже тылу от совершенно «штатской» болезни. Вроде бы нелепица какая – то. Вроде бы. Вот только война, само собою, не выключает автоматически из человеческого бытия разного рода «гражданские» болезни – сердечно-сосудистые, онкологические и далее по списку.
С вокзала мы прямиком отправляемся к бабушке Бэлле – на Разгуляй. Кажется, ехали с пересадкой. На чём сначала, уже не помню сегодня, а вот заканчивали наш путь на трамвае. В его вагоне и обнаружилась крайне неприятная для нас вещь – вверенный мне чемоданчик с документами и облигациями государственных займов забыт мной в вагоне или салоне предыдущего транспортного средства. Ох уж эта моя рассеянность! Много крови она мне попортила в жизни. Впоследствии мама неоднократно обращалась в бюро находок вещей, забытых на транспорте. Безрезультатно. Бог с ними, с облигациями займов – по большому счёту грош им была цена при советской власти; куда серьёзней обстояло дело с документами – восстановить их, например, диплом об окончании высшего учебного заведения, было ох как непросто. Восстановили, однако.
Но вот и Токмаков переулок, дом 2/28, кв.2. Дом, понятно, угловой. Был он расположен на пересечении вышеозначенного переулка и улицы Карла Маркса, в постсоветские времена вернувшейся к старому названию – «Старая Басманная». Извините уж за невольный каламбур.
До революции это унылое четырёх- или пятиэтажное строение из красного кирпича представляло собой скорей всего доходный дом, где проживали преимущественно состоятельные мещане – каждой семье по серьге, то есть по отдельной, обширной квартире. Но вот настали новые времена – со Швондерами и Шариковыми, и состоятельному мещанству пришлось делиться… квадратными метрами. Зачастую со всякой человеческой швалью. На момент описываемых мною событий в квартире, где в двух комнатах из шести проживали родные моей мамы, обретались ещё три семьи. Я прекрасно помню всех жильцов этого полуподвала, чьи окна, выходившие во двор, почти касались земли нижней горизонтальной частью своего переплёта – хочешь пообщаться со сверстниками, шагай к ним прямо из открытого окна жилой комнаты. В летнее время я и мой двоюродный брат Марк так и поступали. Полы помещения находились в свою очередь уже ниже уровня земли. Впрочем, в те далёкие годы пристанища подобного рода были далеко не самыми плохими. Бывали и похуже.
Не стану особенно вдаваться в подробности относительно уже упомянутых обитателей квартиры по указанному выше адресу, скажу лишь о некой Рае, матери – одиночке, работавшей уборщицей, если не ошибаюсь, в какой-то
