а меня это и раздражает, и заводит одновременно.
Я бы с ней ух, как поспорил бы…
Но только не при ребёнке.
– Юленька, расскажи мне про свою игру, – сосредотачиваю всё внимание на ребёнке, намеренно игнорируя Вику.
Мне так нравится наблюдать за тем, как она злится в моём присутствии. Раз я вызываю у неё эмоции, значит, небезразличен этой женщине, так ведь?
– Ага, сейчас расскажу, – едва ли не подпрыгивает на месте девочка, поднимается и пересаживается ко мне поближе. – Эту игру мы с мамой подсмотрели в одной книжке, – начинает малышка посвящать меня в свои детские тайны.
Так непривычно общаться с ребёнком, особенно таким непосредственным, но при этом достаточно рассудительным. Юлька умудряется веселиться, как маленькая, но при этом иногда ведёт себя, словно уже совсем взрослая.
Никогда не любил детей, более того, я их просто не замечал. Но эта малявка невольно привлекает внимание, да что там! Она меня будто гипнозом удерживает возле себя.
Не знаю, быть может, всё дело в том, что Юля очень похожа на свою мать? Возможно, так, но в любом случае, я бы тоже хотел, чтобы у меня был такой прелестный ангелочек, а Вике очень повезло.
И всё-таки, кто же отец малышки? Как мне это выяснить ненавязчиво?
Пока я брожу в дебрях собственных мыслей, Юленька продолжает весело щебетать, нагружая мой мозг тонной разнообразной информации.
– Подожди, – прерываю девчушку взмахом руки, – не совсем понял: радоваться, когда происходит что-то плохое, так? – переспрашиваю, до последнего надеясь получить отрицательный ответ.
– Да! – светится от счастья девочка.
В горле встаёт горький ком, и я с переполняющей меня бурей эмоций во взгляде смотрю на Викторию. Это слишком сложно, и ни один избалованный ребёнок, который с детства имеет всё, что пожелает, не станет играть в подобную игру.
Поэтому вывод напрашивается один: жизнь у обеих Ромашкиных – не сахар. И то, что Вика дала дочке свою девичью фамилию, а это я уже успел выяснить, пока был в клинике, говорит о том, что с отцом они явно не общаются.
– Замечательная игра, – хриплю не своим голосом.
Дрожащими руками наливаю в стакан воду из графина и залпом выпиваю её. Моя реакция пугает меня же самого, потому что я, в первую очередь, врач – с холодным и расчётливым умом. И руки у меня не дрожат обычно, как у пропитого алкоголика.
– Да, мы с мамочкой тоже очень её любим, – Юля не замечает накалившейся обстановки, зато Вика заметно меняется в лице.
Взгляд женщины упирается в пол, а я неожиданно для самого себя понимаю, что с лёгкостью считываю её состояние. И с трудом давлю в себе порыв хоть как-то утешить бывшую жену: если не обнять, то хотя бы взять за руку, сжать хрупкую ладошку в знак поддержки.
И почему я был уверен, что после нашего расставания Вика сможет построить шикарную карьеру и стать успешным врачом, сбросив ненужный балласт в виде наших непростых отношений?
Мне даже в голову не могло
