пальцем с наколотым на нём перстнем, он секунду наблюдал, как оторвавшийся комочек пепла медленно летит вниз, а за тем снова глубоко затягивался, качал головой и выпускал облако серого дыма.
Рядом стоял тот, кого называли Китайцем.
Ниже на две головы, в ширину, он раза в два с половиной превосходил говорившего. Голова обрита наголо – лысый квадратный человек. На бледном плоском лице выделялись только глаза. Большие и раскосые, с длинными белыми ресницами, они занимали половину лица. Зрачки не имели цвета и почти сливались с белками – как две бледно-зелёно-жёлтые и мутно-прозрачные виноградины. Лицо расходилось широкими скулами. Маленькие ушки влипли по бокам черепа. Узкий лоб надвинут на глаза. Начисто выбритая нижняя челюсть выдавалась вперёд, и оканчивалась трогательно-нежным женским подбородком. Сплюснутый широкий нос. Тонкие бледные, почти белые губы сжаты и выгнуты уголками вниз.
У него крепко сбитая атлетическая фигура с короткими массивными руками, которые оканчивались маленькими, перепачканными кровью пухлыми кулачками. Одет он, как и первый в камуфлированные брюки, только футболка была чёрного цвета да вместо кроссовок, на ногах чёрные пехотные ботики с высоким берцем. Толстые ноги широко расставлены.
– Довезём. – Китаец оскалился половиной рта. – Щас подышит, и дальше поедем.
– Если сдохнет – я не при чём. – Высокий говорил медленно, будто лил густой мёд. – Отвечать перед Портным сам будешь.
– Не ссы, Гнутый. – Он толкнул ботинком начинающего шевелиться мужчину. – О, видал. Оживает.
– Надо ему руки развязать. Совсем посинели.
Китаец легко и привычно, как мясник свиную тушу, перевернул лежащего на живот и раскрутил проволоку, освободив запястья. Руки, будто отдельно от тела, тяжело развалились по бокам и упали на песок. Лежащий застонал и снова закашлялся.
– Отойди, а то ботинки заблюёт.
– Я ему заблюю. Найда, фу! – Китаец замахнулся на овчарку. Та метнулась под автомобиль и затихла. – Оклемается. Мара сказала, что он здоровый и крепкий. Ещё попашет.
– Твои дела. – Гнутый снял очки и посмотрел на часы. – Через полчаса трогаем, иначе не успеем дотемна.
Он почувствовал, что у него есть руки. Но лучше бы их не было. Непослушными снопами они валялись рядом с телом, и то, что в них происходило, назвать болью, значило не сказать ничего. Сколько времени прошло до того момента, как он смог пошевелить пальцами, не известно. Ещё через некоторое время он смог опереться руками о песок и сесть. Тут же живот скрутило вновь. Но его не вырвало. Просто спазм.
С усилием раздвинув веки глаза, он огляделся. В блёклых прозрачных разводах, перед ним белел открытым багажником автомобиль. Вокруг редкие деревья. Песок вперемежку с травой. Вниз по склону уходила колея дороги. Справа метрах
